Но только в эти минуты, в квартире у Гиффорда, она сообразила, как доказать Роскоу, насколько тот ошибается. Поняла она и то, что до сих пор считает этого не дающегося в руки человека самой привлекательной целью по сравнению с многими другими, гораздо охотнее клюющими на приманку. Ну а уж вцепившись в кого-то, как говорится, зубами, Афина, обладая настойчивостью, унаследованной от своего безжалостного папаши, никогда бы не выпустила добычу до тех пор, пока не пресытится сама и внутренний голос не заявит, что все это было ошибкой.
— Гифф, ты только подумай, чего мы могли бы добиться с моей удачей и твоим талантом! Со мной тебе подвластны любые вершины! Давай попробуем, ведь, в конце концов, всегда можно бросить, если что-то окажется не так! — Ее нежно зовущие губы оказались в каком-нибудь дюйме от его лица. Кто мог бы устоять перед таким искушением? — Ты помнишь, что еще ни разу не целовал меня? — проворковала Афина.
Но вновь его твердые руки отстранили ее. Гиффорд сделал шаг назад.
— Все это очень мило с твоей стороны. — Тон, каким он произнес эти слова, не оставлял сомнений, что решение окончательное и пересмотру не подлежит. — Только, понимаешь, я никак не могу принять твое предложение, даже если хотел бы. Так случилось, что я уже помолвлен.
— Помолвлен? — От негодования Афине кровь бросилась в голову. — С кем же?
— Пока это секрет. Но очень скоро ты узнаешь.
— Секрет! Ты собрался жениться на Оливии Элейн, на этой танцорке! Ты сошел с ума? — воскликнула Афина. Он промолчал, сердясь на себя за вынужденную откровенность. — Гифф! Ты не можешь этого сделать! Ты должен сказать ей, что не можешь на ней жениться!
— Не собираюсь. Ты угадала и можешь расценивать это как знак нашей с тобой дружбы: ты первая, кому я об этом говорю, — спокойно проговорил Гиффорд. — Остальные узнают завтра вечером, после премьеры. Я очень счастлив и очень горд, но, поверь мне, я очень высоко ценю твое предложение. Останемся друзьями? — И Гиффорд протянул дочери миллионера руку.
Афина, учащенно дыша, несколько мгновений пристально смотрела ему в лицо. Затем через силу вложила руку в его ладонь и произнесла, пожав плечами:
— Ну что ж. Твоя жизнь — тебе виднее, как поступать. Прощай.
Быстрым жестом гостья сдернула с кресла меховое манто и накинула на плечи. Гиффорд даже не успел предложить свою помощь.
— Не надо меня провожать, — проговорила она глухо. — У подъезда ждет машина. Спокойной ночи. — Не оборачиваясь, Афина торопливо спустилась вниз и захлопнула за собой дверь.
— Проклятье! — чертыхнулся доктор, оставшись один. — Проклятье!
Среди всех неловких ситуаций, с которыми ему приходилось сталкиваться в жизни, эта оказалась самой неприятной и удивительной.
Афина, забившись в угол заднего сиденья своей машины, кусала кулаки, чтобы не впасть в истерику. Никогда еще она не испытывала подобного сокрушительного поражения. Никогда даже не представляла, что ее — Афину Зонопулос! — можно так унизить.
«Ну нет, она его не получит! — воскликнула она про себя, имея в виду Оливию. — Не получит! Если этот маленький кошмарный Дуброски не уберет эту девчонку с моего пути, он сильно об этом пожалеет! А что касается ее завтрашнего успеха — это мы еще посмотрим!»
Глава 15
Много беспокойных мыслей крутилось в голове Оливии в эту ночь, но мысли о вероломстве среди них не было.
Спала она плохо и проснулась даже с некоторым облегчением. Дэнверс с неизменным утренним чаем еще не пришла. Поэтому Оливия лежала с открытыми глазами и размышляла о том, как она себя будет чувствовать на следующее утро. Слава Богу, предательская дрожь где-то в животе немного утихла. В конце концов, даже если критики и окажутся недовольны ее выступлением и сменят одобрительный тон на противоположный, это не имеет такого уж большого значения. «Господи, о каких глупостях я думаю, — одернула себя Оливия. — Думать надо не о том, что это мое первое представление перед королевской фамилией, — провались они пропадом! — а о том, что там будет Гиффорд и я должна танцевать для него. Ведь это его заслуга!» При мысли о любимом Оливию окатила волна счастья.
— Доброе утро, мисс, — приветливо проговорила Дэнверс, внося поднос с чаем. — Сегодня очень милый денек. Прохладно, но ясно, как никогда! Вы собираетесь провести его в вашем тиятре? — Дэнверс всегда произносила это слово подобным образом.
— Боюсь, что да, — откликнулась Оливия. — Ничего страшного, скоро все это закончится; мне осталось танцевать не больше двух раз.
Дэнверс, воспитанная в строгих церковных традициях, втайне не одобряла все это дрыгоножество, но виду не подавала. Вот и сейчас она только фыркнула про себя, выходя из комнаты. Как только дверь за прислугой закрылась, зазвонил телефон.
Оливия не сомневалась, чей это звонок. Он раздавался регулярно каждое утро до начала рабочего дня. Девушка нетерпеливо протянула руку к аппарату.
— Дорогая! — послышался в трубке голос Гиффорда. — Доброе утро. Как дела?
— Прекрасно. Жаль только, до вечера мы не увидимся. Ты придешь? Приходи пораньше в мою грим- уборную — пожелать мне удачи.
— Конечно. Все будет хорошо. Ты лучше всех, не забывай об этом!
— Надеюсь, мне удастся выступить как можно лучше. Я буду так рада, когда все это закончится. Не знаю почему, — откровенно призналась Оливия, — но у меня по-прежнему какое-то жуткое предчувствие, что случится что-нибудь нехорошее.
— Чепуха! Если начнут кидаться монетами, я сам поднимусь на сцену, чтобы их ловить, — пошутил Гиффорд. — Мне пора, дорогая. Через четверть часа я должен быть в операционной. До вечера. Я тебя люблю.
— Я тебя обожаю, — ответила девушка, откинувшись на подушки и чувствуя, как с души словно свалился тяжелый груз.
Гиффорд положил трубку и нахмурился. Невыносимо тяжко было сознавать, что он никак реально не может помочь, успокоить ее натянутые, как струна, нервы…
В течение последующих трех часов ему некогда было отвлечься от своей напряженной работы; только после полудня доктор вернулся к себе на Уимпол-стрит. Он заканчивал осмотр очередного пациента, когда секретарша по параллельному телефону дала знать, что ему звонят.
— Это из пригорода, — пояснила она. — Говорят, что очень срочно. Вы поговорите с ними?
— Да. Скажите, я освобожусь через две минуты.
Доктор попрощался с пациентом, проводил его до двери и подошел к телефону.
— Говорите с доктором Хардингом, — произнесла в трубку секретарша.
Гиффорд услышал взволнованный женский голос:
— Мистер Хардинг, я пытаюсь дозвониться до вас целую вечность! Я звоню из Суффолка, из дома мистера Геркулеса Зонопулоса. Мистер Зонопулос неудачно упал, и местный врач хочет везти его в клинику. Он подозревает, что может потребоваться операция. Мистер Зонопулос категорически отказывается и настаивает, чтобы приехали вы. Не могли бы вы быть так любезны и приехать прямо сейчас?
— Боюсь, это невозможно, — произнес Гиффорд в полной растерянности. — А с кем я говорю? Это миссис Зонопулос?
— Да. Пожалуйста, умоляю вас, вы не можете отказать! Я действительно очень боюсь! Поверьте, у вас это не займет много времени. Дом неподалеку от местечка под названием Фордингам…
— Если у вас поблизости есть госпиталь, советую вызвать оттуда карету «Скорой помощи» и везти вашего мужа в Лондон. Я устрою его в госпиталь Райли.
— Нет, он ни за что не согласится, а кроме того, я уверена, что ему не следует двигаться. Пожалуйста, приезжайте! Он так на вас надеется!
