кроме работы. Вышивка стелилась из-под пальцев гладко, поражая хозяйку разнообразием растительных узоров, яркостью красок и гармоничностью рисунка. Чем глубже погружалась Сола в темную пропасть собственных мыслей, тем любопытней был результат. Одну из юбок хозяйской дочки покрывал мелкий рисунок из вьющихся золотых роз, в точности повторявших ту единственную, которую наследнице подарил когда-то жених. Санна ахнула от изумления, когда увидела шитье, и попыталась выяснить, откуда взялись эти нитки, ведь среди коробок с многочисленными клубками не было ни серебра, ни золота, но работница молчала, не мигая глядя в пол. Хозяйка отчаялась добиться ответа и убежала радовать дочь, а тсаревна с того дня сделала над собой усилие и начала контролировать непослушные пальцы.
В начале Розовой луны смирную и укрощенную рабыню впервые вывели в город, и если бы девушка не была настолько погружена в свои мысли, она бы увидела светлые стены домов, яркие занавески и безумное буйство красок, улыбки, услышала бы смех богатых и беззаботных шейсов. Ее ничего не интересовало. Они с Санной и Флис шли в швейную лавку, поскольку хозяйке пришла в голову удачная мысль продавать расшитую рабыней одежду, и она справедливо полагала, что такое мастерство принесет ей ощутимый доход.
- Посмотрите, уважаемый Майс, - улыбалась Санна низенькому пузатому шейсу, наряженному в небесно-голубой камзол с малиновым шитьем, - разве вы видели когда-либо что-то подобное? Нам повезло с этой девочкой, у нее золотые руки!
Владелец лавки долго рассматривал каждый стежок, причмокивая над особо сложными рисунками, и вынужден был признать, что такое искусство достойно быть представленным в витрине его магазина. Потом с сомнением перевел взгляд на стоявшую столбом тсаревну, ни разу не поднявшую взгляд от истоптанного каменного пола.
- А она у вас, часом, не того? Блаженная какая-то? Не испортит ли ткань?
- Что вы, любезнейший Майс! Наша Сола еще не сделала ни одного кривого стежка, работает дни напролет, и кроме вышивки ничего ей не нужно. А что блаженная, так рабам и положено быть послушными, Гио ее усмирил хорошенько.
Предприимчивые шейсы сговорились о цене, после чего разошлись, довольные друг другом. С этого момента Сола спала всего три-четыре часа в сутки, работая по ночам при свете магического огонька. Ее пальцы огрубели, были исколоты иглами и покрылись мозолями от постоянного соприкосновения с холстом и нитями. Фир давно уже перестали отпускать к девушке, она кушала тогда, когда все либо уже спали, либо занимались своими делами, так что кроме объема работы, ничего не изменилось.
Раз в неделю хозяйка в сопровождении Солы, помогавшей нести свертки с расшитыми вещами, шла в лавку Майса сдавать готовые изделия. Хитрый толстяк хмурил брови, все проверял, морща в притворном сомнении тонкие губы, но по глазам было видно, что он уже прикидывает, за какую баснословную сумму можно продать украшенное лилиями роскошное платье или золотую с пурпуром мужскую рубаху. Санна улыбалась и на обратном пути домой довольно похлопывала по увесистому мешочку с золотыми на поясе.
- Ты представляешь, сколько мы получили за эту вышивку? - тсаревна случайно услышала тихий голос Санны, когда спускалась поздно вечером на кухню, чтобы съесть свой остывший ужин. - За две недели вышло столько же, сколько получаешь ты! Неслыханная удача!
Голос хозяина, который до сих пор снился Соланж в кошмарах, прозвучал неожиданно громко и заставил замершую девушку вздрогнуть и задрожать.
- Молодец, женушка! Эта мерзавка отрабатывает мои затраты на ее лечение и пропитание, спуску ей не давай и следи внимательно, как бы чего не вышло.
- Что ты, Гио, ты сломал эту девочку, я даже боялась, как бы она не обезумела, но, хвала Небесам, все обошлось. Молчит, работает и похожа на собственную тень, тебе нечего опасаться.
Послышались шаги, и Сола поспешила убраться от греха подальше, ведь неизвестно, что было бы, застань ее кто-то за подслушиванием.
Дни шли, подходила к концу тринадцатая неделя рабства. Хозяйка не могла нарадоваться на умницу-рабыню, даже подарила ей головной платок с желтыми цветами, который удивительно подходил по цвету к светлым медовым глазам Соланж. Раз в неделю всех подневольных в доме Гио обривали, не оставляя им ни единого шанса стать хоть в чем-то похожими на свободных шейсов. Платки у женщин и темные шапочки у мужчин скрывали голую гладкую кожу рабов от палящих лучей солнца, но и Сола, несмотря на то, что все время проводила на чердаке, укрывала голову подарком Санны.
Вечером одного из дней девушка дождалась, пока все уснут, и спустилась вниз к стоявшей на заднем дворе бочке. Вода, нагретая за день, была теплой, и купаться в ней было одно удовольствие. Стараясь не шуметь, тсаревна сняла серое рабское платье, белье, набрала полный черпак воды. Привычными движениями размотала бинт, удерживавший повязку на правой лопатке, и с наслаждением подставила голову под теплую струю. Сола сжалась было в ожидании того, как заноет поджившая рана после соприкосновения с влагой, но на этот раз ничего не произошло.
В первый момент погруженная в размышления девушка ничего не заметила, продолжая мыться, но вдруг до нее дошло: что-то не так. Осторожно кончиками пальцев, чтобы не потревожить ожоги, Сола прикоснулась к коже на спине. Ничего. Все смелее и смелее тсаревна ощупывала себя, боясь убедиться в том, что подсказывали ей прикосновения: клейма больше не было!
Сола молниеносно закончила омовения и бесшумным призраком взлетела к себе на чердак, зажгла волшебный огонек и уставилась в зеркало. К тому, что боль перестала ощущаться уже давно, девушка привыкла, поскольку тело блокировало мучительные ощущения, но когда нежелание чувствовать пытки сменилось их отсутствием, она не заметила. При свете дрожащего светлячка тсаревна разглядела, что на правой лопатке на месте уродливого незаживающего ожога остался только тоненький след, уже частично исчезнувший.
Долгое оцепенение сменилось первой в жизни мстительной улыбкой.
- Тсари не бывают рабами! - торжествующе прошептала Соланж, в изнеможении опускаясь на свой продавленный тюфячок.
Сквозь окошко в крыше были видны золотые звезды, их далекий теплый свет успокаивал, умиротворял. Как только прошел первый восторг и первая радость, тсаревна задумалась о том, что же делать дальше. Подсчеты показали, что через несколько дней закончится тринадцатая неделя ее рабства, и уже сейчас очевидно, что волшебная кровь предков-тсарей, текшая по венам Солы, избавит ее от унизительного свидетельства падения династии. Зато отсутствие клейма могут заметить хозяева дома, а второй подобной пытки девушке не вынести. Долго ли она сможет скрывать обретение свободы? Вряд ли.
Утомленная первыми за долгое время сильными эмоциями, тсаревна провалилась в сон, в кои-то веки не ставший кошмарным.
Наутро продолжились лихорадочные размышления о том, как быть дальше. Совершенно очевидно, что долго сохранить в тайне исчезнувшее клеймо не удастся, бежать из охраняемого магией и стражей дома - тоже. Какое-то время придется делать вид, что она все еще в оцепенении и продолжать вышивать, а попутно искать выход. Единственной возможностью удрать будет поход в лавку Майса, но подготовиться следовало как можно тщательней. Один раз наивная беглянка уже пришла в незнакомый город без денег и точного представления, что делать и к кому обратиться, и вот чем это закончилось. Такую ошибку можно было совершить только раз, и больше этого не произойдет. С момента побега Соланж узнала много нового не только о своей стране, но и о ее жителях. Жестокость, равнодушие, пренебрежение преследовали ее везде, где бы она не появилась. Вряд ли когда-нибудь ей снова доведется оказаться там, где вершатся судьбы остальных шейсов, ведь теперь ее место в самом низу, там, где правят сила, страх и унижения, а выживают самые осторожные. А ведь зная о бедах не понаслышке, можно было бы многое изменить.
Стараясь вспомнить, как же она двигалась, что делала и как себя вела все тринадцать недель, тсаревна спустилась вниз, все время опуская глаза, медленно съела холодный завтрак и тихо поднялась наверх, взявшись за вышивку. Как же ей опостылела проклятая игла, только сейчас девушка это поняла! Но выхода не было, нужно вести себя как обычно. День прошел в размышлениях, а ночью Сола снова осматривала в зеркале свое тело, убеждаясь в том, что след с каждым часом становился все бледнее.
На следующее утро на чердак поднялась Санна, минуту смотрела, как рабыня спокойно вышивает, как обычно витая где-то в собственных мыслях, после чего окликнула ее.
