— Георгий Борисович, спасайтесь! — закричал Онегин. Царь уже надвигался на Ячменева с посохом наперевес. Стрелять в призрак было безнадежным занятием.
— Я буду не первой жертвой царизма! — гордо произнес Ячменев.
— Ну, если тебе от этого легче, — Грозный замахнулся и ударил следователя посохом по голове…
Ячменев очнулся на полу. На лбу надулась шишка. Он потрогал ее рукой.
По законам жанра в библиотеке не должно было никого быть, и Ячменеву следовало решить, что ему все это померещилось.
Но вопреки правилам, над ним склонился призрак и заботливо поливал ему голову водой из графина.
— Значит, это правда! — прошептал Ячменев.
— Я так рад, что вы живы! — Онегин помог ему встать. — Как вы себя чувствуете?
— Где цари? — спросил следователь.
— Они сделали свое дело и ушли!
Георгий Борисович бросил взгляд на картины и увидел, что цари как ни в чем не бывало вернулись в произведения искусства.
— Они же не подписали протокол, — расстроился Ячменев. — Теперь мне никто не поверит. Может быть, вы подпишете?
— Для вас с удовольствием! — Онегин взял у Георгия Борисовича шариковую ручку и вывел на протоколе затейливый росчерк. — Но, боюсь, мол подпись вам не поможет. Она ведь никому не ведома.
— Пожалуй, это так… — грустно улыбнулся Ячменев. — Но я сохраню ее для себя как уникальный автограф. Возможно, это банальность, но из всех поэтов я больше всех люблю Пушкина.
— Я тоже, — сказал Евгений.
Ячменев проводил Онегина до акварели, и они сердечно распрощались.
Георгий Борисович почувствовал себя одиноко, как на вокзальной платформе после ухода поезда с близким человеком. Следователь зажег свет и печально огляделся.
Мирно висели на стенах прижизненный портрет Екатерины, гравюры Санкт-Петербурга, акварель Кузьмина из иллюстраций к «Евгению Онегину» и копия с картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван».
Где-то гулко пробили часы.
Ячменев взял со стола протокол с бесценным автографом и бережно спрятал в карман. Затем он достал ключ, отпер им дверь, вышел в коридор и спустился по лестнице в вестибюль.
В вестибюле висело зеркало. Ячменев поглядел в него и увидел, что стал совершенно седым и лысым…
Через полчаса Георгий Борисович собрал сотрудников академии в библиотеке. Пришли Кузнецов, Ростовский, Алла, Антон, вдова, комендант Надежда Дмитриевна и множество других штатных единиц.
Когда улегся шум, вызванный переменой во внешности следователя, Ячменев поглядел на живопись, украшающую стены библиотеки, и бесстрастно сказал:
— Сергея Ивановича Зубарева убил Иван Грозный! Он действовал в заговоре с Екатериной Второй. Онегин был против убийства, но не смог ему помешать!
Сотрудники молчали. Они не понимали — шутит следователь или сошел с ума.
— Советую вам, — строго продолжал Ячменев, — в своей научной деятельности будьте аккуратны с историей и литературой! Иначе вас может постигнуть участь Зубарева! Пожалуйста, помните, — ваша академия отвечает за культурное воспитание детей.
— Георгий Борисович, — сочувственно сказал Антон, — за это отвечает не только академия, но и Министерство школьной промышленности, и бесчисленные Школоно, и «Школьная газета», и сами школы. Когда отвечают все, не отвечает никто!
Ячменев вздохнул и повернулся к вдове:
— Возьмите ваш утюг. А кефир и колбасу я вам верну завтра.
Затем Георгий Борисович обратился к Ростовскому:
— Кирилл Петрович, вот ваш билет в город Куйбышев. Вы еще успеете на поезд. А вам, Надежда Дмитриевна, — теперь Ячменев смотрел на комендантшу, — Екатерина Вторая просила передать царское расположение…
— Большое спасибо, что вы обо мне не забыли, — поклонилась Надежда Дмитриевна.
— Наш коллектив искренне вам признателен! — осторожно сказал следователю Юрий Константинович. — Вы проделали замечательную работу. То, что мы услышали, превзошло все наши ожидания!
— Вы так ничего и не поняли… Я еще раз вам повторяю: когда историческим или литературным героям становится невмоготу, они выходят за рамки и… — тут Ячменев махнул рукой и покинул библиотеку.
Он ушел, не понятый людьми, которым не было дано переступить грань. Вскоре он уже брел по темному переулку, удаляясь все дальше и дальше от дома № 18, о котором он не забудет до конца своих дней. Про то, что случилось с ним в этом доме, он не станет рассказывать, потому что никто ему не поверит.
Ячменев возвращался в знакомый и добрый мир. Он думал о том, что жена и дочь, конечно, на него обиделись. О том, что у него в семье станет теперь жить чужой человек…
Закрапал холодный, тоскливый дождь.
— Не зря у Ивана Грозного ломило кости, — вспомнил Ячменев, поднимая воротник пальто, — эти старики здорово умеют предсказывать погоду…
P. S. Спустя полтора месяца телефонный звонок разбудил следователя Ячменева в четыре часа ночи.
— Это говорит привидение! — сказал незнакомый мужской голос. — Я только что убил кинорежиссера, который ставил картину на историческую тему.
