Глазами Чужака

детектива, на Хеллену, на ключ, который все еще передавал тоновые команды, и на лице его отразилось понимание.

— Он изменил код! Прервать передачу! Немедленно!

Теперь уже Онтонгард пытался добраться до ключа, а Стая сдерживала их натиск.

— Ты изменил код? — Глаза Ренни расширились от удивления.

— У него была копия ключа. Мне надо было заставить его использовать оригинал, не проверяя.

Дистанционный ключ закончил передачу. На экранах было видно, как корабль окутывается ярким светом; он задрожал, дрожание передалось почве.

— Что ты сделал? — выдохнул Ренни, не отворачиваясь от экрана. — Как?

Укия ответил вопросом на вопрос:

— Если первая попытка уничтожить корабль удалась, что бы ты стал делать, Прайм? Что можно сделать с Земли, хотя и долго? Что заставило тебя тянуть время, даже ценой рождения чудовища?

Ответ на правильно поставленный вопрос Ренни искал всего секунду:

— Закрыть выхлопные отверстия, выключить амортизаторы и включить двигатели на полную мощность.

— Не буди спящих.

Губы вожака искривились в злой улыбке, потом он нахмурился, все еще глядя на экран, схватил Укию за плечо и толкнул Макса по направлению к двери.

— Бегите!

Юноша слышал, как Ренни раздает Стае мысленные приказы. Их пропустили, Онтонгард был занят нешуточным боем.

— Что? — прокричал Укия на бегу. — Что я упустил?

— Команда корабля была планом «А» для захвата Земли. Теперь команды нет, и планом «А» стал ты.

Центр управления марсоходом находился на верхнем уровне терминала. Эскалаторы вели вниз, в главный вестибюль и к наружным дверям. Они ссыпались по ступеням, за их спинами кипела битва. Ренни на бегу выбросил дробовик.

— Ты чего?

— Я еще жить хочу.

Вожак рывком открыл дверь и вытолкнул Укию наружу.

На полукруге асфальта перед терминалом сгрудились тридцать с лишним полицейских машин, свет их фар ослеплял после темного здания. За машинами укрылись не меньше сотни полицейских, все пистолеты смотрят на Укию. Он поднял руки, внутренне сжимаясь.

Ох, больно будет!

— Не стрелять! — раздался усиленный мегафоном голос Индиго. — Это свои.

Следующим в дверь прошел Макс с ребенком на руках и тоже остановился, пораженный открывшейся картиной.

— Не стрелять! — гремела Индиго.

Вслед за ними вышел Ренни, схватил обоих за руки, оттащил подальше от дверей, и из них начали выкатываться сражающиеся по трое, по четверо. Они разлетались в стороны, скоро драка заняла весь тротуар.

— Это ФБР! — кричала Индиго в мегафон. Укия и его спутники упали возле нее на землю, тяжело дыша. — Вы арестованы! Бросьте оружие, не двигайтесь!

— Кто здесь хорошие? — спросил агента Женг офицер полиции.

Та взглянула на Укию.

— Пусть стреляют во всех, — прошептал Ренни. Юноша поморщился, но тут полицейского ранил Онтонгард, и он кивнул:

— Пусть стреляют во всех, потом разберемся.

— Открыть огонь!

Вокруг загремели выстрелы. Укия укрылся за патрульной машиной, глянул в небо. Ему вдруг показалось, что сегодня Марс светит ярко, как никогда.

Убитых упаковали в пакеты как можно быстрее, собирая мышей и хорьков. Укия и Ренни отделили членов Стаи, и Индиго отвела для них временное помещение. По правилам их требовалось отправить в морг после того, как власти разберутся в происходящем, но на следующий день тел здесь уже не будет.

Покончив с этим, Женг занялась Онтонгардом.

— Эти люди — носители смертельного вируса, передающегося через кровь, — заявила она прокурору, который приехал уже после того, как тела членов Стаи отделили от остальных. — Снимите с них отпечатки пальцев и зубов, потом сожгите. — Она указала на тело Гекса: — Вот этого сожгите первым.

Укия стоял и смотрел, как уносят главного Онтонгарда.

— Это жестоко. Ты же знаешь, они еще живы.

Индиго отвернулась.

— Они поступили с тобой жестоко. То, что хотели сделать со мной, — тоже жестоко. Об Уиле Трэйсе и агенте Уорнере я вообще не говорю. — Она покачала головой. — Только так и можно творить справедливость. Я не хочу снова рисковать жизнями этих полицейских. И потом, что такое для Онтонгарда тюремное заключение? Они его даже не отбудут! А других заключенных мы не сможем защитить от них. А если мы будем судить их, признаем виновными и приговорим к смерти, как привести приговор в исполнение? Наша Конституция написана для людей, она запрещает сжигать их живьем, а больше никак этих тварей не убьешь. Они не люди, Укия, с ними нельзя поступать как с людьми.

— Я тоже не человек, Индиго.

Она посмотрела на него, в ее серых глазах стояли слезы.

— Нет, человек, потому что ты стал человеком. У тебя есть имя, ты занимаешь место в обществе, у тебя есть свидетельство о рождении, социальная страховка, ты зарегистрирован как военнообязанный, платишь налоги и не нарушаешь закон. Ты сказал: «Вот мои мамы, мои друзья, моя возлюбленная». У тебя есть фотоальбом, любимая одежда и еда. Все, что ты делаешь, делает тебя членом общества, частью человечества. Даже Стая сохранила имена и одевается так, словно говорит всем: «Вот какое место мы занимаем в вашем обществе. Мы стоим вне закона, ходим по краю, от нас надо ждать неприятностей». У них тоже есть друзья и возлюбленные. ФБР собирает на них материалы с тех пор, как существует. Они люди, потому что стали людьми. А Онтонгард… — Она покачала головой. — Они держали меня четыре часа, Укия, и я ни разу не заметила, что у них есть душа. Это не люди, а придатки Гекса, коллективный ум, который работает как один организм. У них больше нет имен. Мы захватили нескольких из них, они понимают, что такое имена, но называть себя отказываются. У них нет личных вещей, в конуре можно найти больше, чем там, где Онтонгард жил или работал месяцами. У них нет ни друзей, ни любовников, едят они то, что под руку подвернется: пиццу, собачий корм… Они не люди, Укия, и поступать с ними как с людьми я не буду.

Какая тут справедливость? Память Стаи рассказала, насколько трудно удержать ее члена в обычной тюрьме. Даже сверхзащищенные камеры придется перестроить и расположить подальше друг от друга, чтобы Онтонгарды не имели доступа друг к другу и к другим заключенным. Потребуется больше тысячи камер, а эти твари живут сотни лет…

— Ты права, — вздохнул он. — Мы можем либо забыть о них, либо сделать все как полагается. Половинчатые решения приведут к тому, что полицейские и дальше будут умирать, а Онтонгард — разгуливать на свободе.

Индиго взяла его за руку.

— Ты ненавидишь меня теперь?

— Ненавижу? — Укия рассмеялся и обнял ее. — Как я могу ненавидеть тебя, если так сильно тебя люблю? И кроме того, Стая будет против другой девушки. Ты им нравишься, они зовут тебя Стальная Леди.

Она крепко обняла его.

— Последние три дня кто-нибудь из Стаи все время маячил на границе моего поля зрения. Они