глубокого осознания ситуации, поиска адекватных путей выхода, который, наконец, приводит к нужному принципу, к третьему этапу — собственно решению. Здесь же процесс решения встающих перед человеком задач нередко ограничивается первым этапом или не до конца пройденным вторым этапом, что, естественно, не приводит к нужному выходу и серьезному успеху. Своеобразный вид приобретает и кривая уровня притязаний. Потерпев первые две–три неудачи в решении трудных задач, люди психопатического склада вместо того, чтобы несколько снизить свои притязания, выбрать задачу полегче, нередко впадают в отчаяние, хватаясь за заведомо легкие цели. Это унижение оказывается, однако, на деле «паче гордости» потому, что стоит им даже в малом прийти к успеху (например, решить несколько простых задач), как они вновь полны самоуверенности и желания удовлетворить свое тщеславие выбором наиболее престижных целей. Эти скачки притязаний наглядно выявлены во многих экспериментальных исследованиях людей психопатического склада, в особенности страдающих выраженными клиническими формами психопатий (Меерович, Кондратская, 1936; Бежанишвнли, 1967; Зейгарник, 1971; Гульдан, 1976; и др.).
В результате подобной тактики действий все время как бы «проскакивается» та зона, где лежат максимально трудные, требующие напряжения, но все же посильные для данного человека цели (Братусь, 1977). Поэтому, несмотря на нередко внешнюю активность, люди такого типа обычно малопродуктивны и неспособны показать свои подлинные возможности. Они могут порой подавать блестящие надежды, Которые, к удивлению многих окружающих, по прошествии времени совершенно не оправдываются. Человеку с ломаной кривой уровня притязаний часто не могут помочь достигнуть серьезного успеха даже самые благоприятные задатки. Они не реализуются в таланты, ибо талант — это умение работать, умение, которое в данном случае явно отсутствует. К каким весьма серьезным последствиям это может приводить, показывает следующее наблюдение.
Юноша — назовем его условно К. — в 16 лет поступил университет, выдержав труднейший конкурс. Юноша этот несомненно выделялся своим дарованием среди сокурсников, из которых многие уже прошли службу в Советской Армии, несколько лет перед этим работали и поначалу с трудом втягивались в учебу. Наш юноша схватывал все буквально на лету, к некоторый занятиям, например, по иностранному языку, мог вовсе не готовиться и все же отвечать из «хорошо» и «отлично».
Но прошло время, бывшие производственники стали заниматься основательно. Учебный материал был таков, что требовал усидчивости, регулярного труда. И здесь все увидели, что К. сначала постепенно сравнялся, а затем все заметнее стал отставать от сокурсников. Притязания у К. оставались по–прежнему очень высокими: ему нравилось (он уже привык) ходить в «выдающихся», слышать похвалу. Но теперь, чтобы соответствовать этому уровню, явно надо было менять свое поведение: реализация несомненных задатков и способностей требовала усидчивости и серьезных занятий. Но перемены этой не случилось. К. по–прежнему занимался урывками: иногда, например, он вдруг тщательно готовился к какому?нибудь семинару и хорошо выступал на нем, вызывая одобрение преподавателя. Но такие успехи в целом играли отрицательную роль, потому что после них К. был полон гордости и надолго забрасывал учебники. К концу третьего курса встал вопрос о его отчислении за академическую неуспеваемость. Но и это не смогло изменить прежнего стиля, хотя никто не сомневался, что серьезными занятиями он сумел бы наверстать упущенное. Однако К. продолжал утверждать себя, «спасать» свои высокие притязания другими, более легкими способами. Он, например, пошел на прием к декану — ведущему специалисту в своей области — и заявил: «Вы напрасно думаете меня отчислять. Знайте, что через некоторое время я буду сидеть в вашем кресле, я буду деканом…»
Прошло время. Ему уже за тридцать. Он давно не учится, живет случайными заработками. Говорят, что последнее время он стал много пить. Внешне он по–прежнему самоуверен, собирает книги по специальности, говорит, что вскоре будет вновь восстанавливаться на факультете. Но подробный разговор с ним легко обнаруживает, что К. остался прежним, он ставит нереальные задачи вместо реальных, спасает свою самооценку довольно легкими и дешевыми приемами, обвиняет во всем не себя, а обстоятельства (кстати, поначалу очень для него благоприятные). Под конец разговора он спрашивает о своем бывшем сокурснике: «Неужели Р. стал доцентом? А ведь на первом курсе он меня слушал с открытым ртом…»
…Когда думаешь о людях, подобных К., всегда становится грустно и искренне жаль неиспользованных талантов, умелое развитие которых принесло бы и пользу людям, и счастье их обладателям.
Описанное строение уровня притязаний, кроме того что оно не обеспечивает полноценного приспособления, ориентации в меняющихся условиях, ведет к искажению и второй функции уровня притязаний, а именно к нарушению самооценки, своего «я». Ведь психически уравновешенный человек защищает свою самооценку уже одним тем, что может легко разводить идеальную и актуальную цели. Потерпев поражение, он способен отнести его к неудаче в выполнении именно данной актуальной цели, а не к краху своих высоких идеальных притязаний своего «Я». «Всякое поражение неприятно, но это не конечное отступление. В моих силах сделать, чтобы в будущем, в идеале я добился здесь успеха» — примерно так начинают восприниматься тогда неудачи. Лишь при этих условиях не только могут сохраниться, несмотря на трудности и поражения, прежние притязания и порой высокая самооценка, но они становятся и необходимым, важным двигателем развития личности. Самолюбие и притязания требуют обязательного преодоления неудач, если не сразу, то через определенное время, когда разовьются и укрепятся соответствующие способности и задатки. Таким образом, вырабатывается крайне нужное в жизни умение более пли менее объективно оценивать возникшую ситуацию, увидеть ее не только в актуальной сиюминутности, но и в развернутой временной перспективе и найти возможность постановки посильных реальных целей, успешное выполнение которых приблизит в будущем к идеальной.
Люди же психопатического склада, мало дифференцируя разноуровневые цели, видят в каждой ситуации как бы непосредственное испытание своего «Я» и потому так зависят от внешних оценок, болезненно реагируют на экспериментально и жизненно вызванные успехи и неуспехи. У них часто отсутствует умение стать в позицию отстранения не только по отношению к своим актуальным потребностям, к текущей деятельности, но и по отношению к себе самому, ко всей ситуации в целом.
Случается норой, правда, что психопаты могут трезво и даже не без самобичевания и самоиронии оценивать себя и свои действия. Но эти оценки высказываются, как правило, относительно уже прошедших действий, либо как зарок не повторять ошибок в будущем. Однако в очередной жизненной (причем не обязательно экстремальной, стрессовой) ситуации, в очередной «захватившей» человека деятельности с удивительным постоянством появляются характерные нарушения. Отсутствие своевременной коррегирующей позиционности, возможности сторонней более–менее непредвзятой оценки всей ситуации в целом сплошь и рядом оборачивается многочисленными малыми и крупными неудачами, промахами, нелепостями, которыми обычно столь богата судьба психопатической личности и которые, по известной формуле К. Шнейдера, либо заставляют страдать других людей, либо самого психопата.
Высказанная здесь гипотеза о недифференцированности реальных и идеальных целей как объяснительного принципа многих феноменов психопатоподобного поведения носит еще предварительный, требующий проверки и уточнения характер. Однако уже сейчас она позволяет предположить единый механизм, лежащий в основе целого ряда накопленных клинических и экспериментальных фактов, рассматриваемых обычно обособленно (например, такие часто встречающиеся характеристики людей психопатического склада, как лабильность самооценки, непродуктивность стиля жизни, неспособность раскрыть свои задатки, скачкообразность кривой уровня притязаний и др.).
Полученные данные могут иметь и общепсихологическое значение, если их рассматривать как основу для выделения существенного критерия полноценного развития личности. До тех пор, пока «хочу и могу», «хотел бы и мог бы», идеальные и реальные цели не разъединены, слиты (точнее — когда связь между этими двумя ориентирами настолько жесткая, что справедливо говорить о слитности), речь может идти лишь о психологической незрелости личности. Этот момент, на наш взгляд, должен привлечь внимание воспитателей и психологов. В жизни любого человека, особенно в период становления его личности, притязания устремляют ввысь, а неудачи, трудности, тянут, к земле. Извлечь правильные уроки из того и другого, избежать трагедии Икара и не погрязнуть в плоской обывательщине — трудное искусство, совершенствоваться в котором надо всю жизнь.
Личностно зрелым можно назвать не того, кто уверенно приспосабливается к среде по законам
