когда появляются личностные ценности, рассматриваемые как осознанные общие смысловые образования.
Читатель может возразить: какой моралью, а тем более нравственностью, может обладать, например, преступник? Здесь налицо их отсутствие, хотя никто не будет отрицать, что совершивший преступление — личность.
Моральная шкала в нашем понимании включает в себя не только положительные, но и отрицательные с общепринятой точки зрения, ценности, подобно тому, как, скажем, условно выделенная шкала ума должна располагать в себе сравнительными отметками не только для высот ума, но и для его, с точки зрения наблюдателя, ущерба, т. е. глупости. Даже в тех случаях, когда мы говорим об аморальности, речь идет не просто об отрицании морали, а о моральной позиции нам чуждой, извращенной. Известно, что трудности перевоспитания даже малолетних правонарушителей часто кроются не в том, что подросток «не хочет» исправиться или «не понимает», что надо жить честно, а в том, что он порой не может этого сделать из?за наличия сформировавшейся и ставшей достаточно инертной системы смысловых образований, которая, несмотря на «хотение» и «понимание», продолжает определять прежнее, извращенное, преступное отношение к миру.
Исходя из вышесказанного, можно сделать следующий вывод. Стать личностью — значит занять определенную жизненную, прежде всего нравственную, позицию; в достаточной степени осознать и нести ответственность за эту позицию; утверждать ее своими поступками, делами, всей своей жизнью (В этом смысле наиболее сжатой и яркой формулой личности (а не просто темперамента или характера) является, на наш взгляд, известное восклицание Лютера: «Я на том стою, и не могу иначе». Формула эта подразумевает и определенную позицию, и ее достаточно ясное осознание, и, наконец, готовность постоять за нее, как за нечто главное и неизменное.). И хотя эта позиция выработана и принадлежит субъекту, она интимно личная и глубоко пристрастная, тем не менее по своему объективному значению она принадлежит человеческому обществу, является продуктом и одновременно причиной движения общественных связей. Поэтому точки приложения, истоки личности, ее ценность и, наконец, добрая или дурная память о ней в конечном итоге определяется тем общественным, нравственным значением, которое она действительно являет (или являла) своей жизнью.
Сущность личности, таким образом, не совпадает ни с темпераментом, ни даже с характером. Разумеется, характер неотделим от личности и в широком понимании входит в нее, поскольку реализует прежде всего не случайные побуждения, а генеральную линию мотивов, опосредствующих, в свою очередь, главные смысловые отношения к действительности. Однако эта живая взаимосвязь не означает идентичности. Плоскость характера — это плоскость действования, способов осуществления основных мотивационных линий, и здесь мы обычно говорим о таких параметрах, как сила — слабость, мягкость — твердость, воля — безволие и т. п. Многие, н не без основания, рассматривают силу воли как стержень характера, и это верно, ибо синоним «безвольного» — «бесхарактерный», т. е. человек, не умеющий организовать свои намерения и побуждения, довести их до конца.
Иное дело — личность. Здесь основная плоскость движения — нравственно–ценностная. Личность в узком понимании (ядро личности) — это не способ осуществления позиции, но самая позиция человека в этом сложном мире, которая задается системой общих смысловых образований, в особенности в форме их осознания — личностных ценностей. В более широком понимании — это связная динамическая система смысловых образований и опосредствующих ее главных мотивов и способов их реализации. Не случайно поэтому личность, ее ядро может контрастировать с характером в уровне своего развития и качества.
Отсюда вытекает одни важный вывод. При оценке личности, отнесение ее к нормальной или аномальной, наконец, при ее воспитании, психотерапии следует иметь в виду не только особенности отдельных проявлений, но также и то, как общие устремления и способы их достижения соотносятся с социальными и нравственными нормами общечеловеческого бытия.
Сказанное относится и к тем случаям, когда вопрос о нормальности или аномальности решен клиницистами в пользу последнего. П. Б. Ганнушкин пишет: «Один эпилептоид может прекрасно вести большое дело, другой —тоже эпилептоид — совершить преступление; один параноик окажется всеми признанным ученым и исследователем, другой — душевнобольным, находящимся в психиатрической больнице; один шизоид — всеми любимым поэтом, музыкантом, художником, другой — никому не нужным, невыносимым бездельником и паразитом». В чем же причина таких расхождений? «Все дело, — считает П. Б. Ганнушкин — в клиническом, жизненном выявлении психопатии, которое и является определяющим практическую, главную сторону дела» (1964, с. 171), т. е., на наш взгляд, в том, как, в какой плоскости социального и нравственного бытия найдут приложение одинаковые по своим исходным клиническим характеристикам люди. И в зависимости от выбора этих плоскостей будет решена судьба их личности.
Мы подошли к специфическим функциям смысловых образований, как основных конституирующих единиц личности. Кратко обозначим в этом очерке лишь две функции, наличие которых следует из предложенного выше понимания смысловой сферы.
Во–первых, это создание образа, эскиза будущего, той перспективы развития, которая не вытекает прямо из наличной, сегодняшней ситуации. |
Если ограничиться единицами мотивов как объектом потребностей, более или менее очерченных предметных содержаний, как заранее продуманных планов действий, представляемых в голове их результатов, то возникает вопрос, за счет чего человек способен преодолевать сложившиеся ситуации, что ведет его к постоянному выходу за грань устоявшейся целесообразности (Экспериментальные доказательства существования «надситуатнвной активности» представлены в работе В. А. Петровского (1977)), что ведет его к тому будущему, которого он сам в данный момент отчетливо не представляет?
Между тем это будущее есть главное опосредствующее звено движения личности, без предположения которого нельзя объяснить ни реального хода развития человека, ни его бесконечных потенциальных возможностей. Следует также согласиться с В. В. Давыдовым, который пишет, что построение возможного, должного будущего, это тот момент, который не может быть ни описан, ни тем более объяснен методами естественных наук. «И дело не в том, что они слабы сами по себе — они как раз весьма могучи в своей сфере, опирающейся, как хорошо известно, на тот вид детерминизма, который связан с объяснением явлений и событий на основе их причинно–следственных связей. Благодаря этим связям предыстория — состояние какого?либо объекта в прошлом — определяет его нынешнее, сиюминутное состояние. Но человек строит свои действия в зависимости от того, что лишь может случиться в будущем — будущем, которого еще нет!» (1978, с. 17). Смысловые образования и являются, на наш взгляд, основой этого, опосредствующего настоящее, будущего, поскольку целостные системы смысловых образований задают не сами по себе конкретные мотивы, а плоскость отношении между ними, т. е. как раз тот первоначальный план, эскиз будущего, который должен предшествовать его реальному воплощению.
Другая, важнейшая функция заключается в следующем. Любая деятельность может быть оценена и регулироваться двояко — со стороны ее успешности в достижении тех или иных целей (целесообразности) и со стороны ее нравственной оценки. Последняя не может быть произведена «изнутри» самой текущей деятельности, исходя лишь из наличных, актуальных мотивов и потребностей. Нравственная оценка необходимо подразумевает иную, надситуативную опору, особый, относительно самостоятельный психологический план, прямо не захваченный непосредственным ходом событий. Этой опорой и становятся для каждого человека общие смысловые образования, в особенности в форме их осознания — личностных ценностей, поскольку они задают не сами по себе конкретные мотивы и цели, а плоскость отношений между ними, самые общие принципы их соотнесения. Лишь на основе этих принципов, имеющихся в том или ином виде и степени осознания у каждого зрелого человека, впервые появляется возможность оценки и регуляции деятельности не с ее прагматической стороны, полноты достигнутых результатов и т. д., а со стороны нравственной, смысловой, т. е. со стороны того, насколько правомерны с точки зрения этих принципов реально сложившиеся в данной деятельности отношения между мотивами и целями, целями и средствами их достижения, насколько в этой деятельности воплощаются общие принципы соотнесения главного и неглавного, сегодняшнего и будущего, наличного и предназначенного.
Вряд ли есть необходимость подробно говорить о значимости изучения этой стороны развития человека. Достаточно сказать, что без перехода к рассмотрению этой стороны психология личности останется на уровне дифференциальных исследований, на уровне констатации индивидуальных различий
