Если до сих пор мы в основном подчеркивали различия систем значения и смысла, то теперь обратим внимание на динамические особенности их взаимоотношения. Эти две стороны (которые, кстати, имплицитно обозначены во многих концепциях личности, скажем, как интеллект и аффект, инструментальное и личностное и т. п.), как уже говорилось в прошлом очерке, не существуют в реальности порознь, а обретают особого рода единство в любой конкретной деятельности человека от примитивной до сложной и разветвленной. Операциональное содержание деятельности, ее целевая структура в большей степени может быть отнесена к системе познавательных связей с миром устоявшихся или приобретаемых знаний и умений. Мотивационная сторона отражает, по преимуществу, те или иные смысловые отношения субъекта. Видимость как бы совершенно особых деятельностей, в которых человек занят лишь техническими операциями, инструментальным приложением своих знаний и умений, и, напротив, деятельностей, сугубо смысловых, где человек погружен в размышление о бытии, возникает нередко как акцептация различных моментов. Например, возникающее серьезное несоответствие предметной стороны деятельности ее прежнему мотиву обращает человека к пристальному анализу своих смысловых ориентиров. Напротив, при мелких повреждениях операционально–технического аппарата внимание сосредотачивается на их исправлении, что в свою очередь, может импонировать как совершенно особая по своему составу деятельность. В том и другом случае перед нами нередко одна и та же деятельность на разных этапах своего движения, с разной представленностью двух основных сторон — мотивационной и операционально–технической. Так, невозможность осуществления прежними, привычными средствами важной для человека деятельности, например, профессиональной (вследствие внезапной потери трудоспособности) или интимно–личной (смерть ближнего) обычно ведет к пересмотру, порой драматическому и мучительному, смысловой, ценностной стороны жизни; тогда как обычные неприятности на работе или препятствия в любви заставляют лишь больше напрягать силы в избранном направлении.
Обычный способ рассмотрения взаимоотношения обозначенных сторон идет как бы «сверху»: демонстрируется, как появление нового мотива задает цели конкретных действий, которые выполняются различными способами, операциями и т. п. Такое рассмотрение вполне правомерно для формирующейся деятельности. Однако сформировавшись, мотивы и соответствующие им, казалось бы, налаженные деятельности не остаются застывшими. Они движутся, изменяются, наконец, могут вовсе исчезнуть из поля. Для того, чтобы понять причины этого, мало принимать во внимание движение «сверху», идущее от изменения иерархии мотивов. Необходимо также учитывать движение «снизу», идущее от изменения способов выполнения действий, от конкретной целевой наполненности данной деятельности. Происходящие здесь изменения нередко исподволь подготавливают переворот, который приводит к смене мотива, замене его иным, более соответствующим новой целевой и операциональной структуре. Целевая структура может, например, так разрастаться и усложняться, что отдельные цели становятся более значимыми для человека, чем первоначальный мотив, в результате чего происходит «сдвиг мотива на цель» (Леонтьев), и то, что раньше было вспомогательной целью, становится самостоятельным мотивом, заступающим на свое место в иерархии мотивов.
Этот путь является весьма характерным для изменений личности в зрелом возрасте, в том числе для изменений патологических. Никто, например, из будущих алкоголиков, разумеется не видит поначалу в выпивке главный смысл жизни, способный затмить и извратить прежние ценности, представления о работе, семье, друзьях. Этот переворот в течение нескольких лет подготавливается преимущественно «снизу», от конкретных изменений целей деятельности, поначалу как бы вовсе не касаясь общих смысловых образований (Братусь, 1974).
Мотив остается зависимым от целевой структуры и тогда, когда цели, напротив, становятся недостаточными, обедненными по сравнению с данным мотивом. И в этих случаях прежний мотив может меняться или угасать, что ведет к соответствующему изменению. смыслового отношения к миру. (В патологическом преломлении подобное мы видели при анализе изменений личности у больных эпилепсией (см. очерк V). Таким образом, мотив, чтобы оставаться в относительной неизменности, должен соответствовать содержанию деятельности, находиться с ним в определенном равновесии.
Исследователи, рассматривающие деятельность, как правило, имеют в виду именно это состояние равновесия, действительно самое удобное для выделения различных структурных единиц, взаимоотношений между ними и т. п. Однако в реальной жизни это равновесие достаточно относительно, оно по крайней мере динамическое, а не зафиксированное и статическое. А. Г. Асмолов и В. А. Петровский (1978) прекрасно иллюстрируют это следующей притчей. Некто похвалялся, что изобрел жидкость, которая все на свете растворяет. Тогда мудрец спросил его: «А в чем же ты собираешься ее хранить?» Так вот деятельность человека (в широком понимании — его жизнь) — это то, что не в чем хранить, несмотря на все выделенные учеными (и имеющие основания в реальности) структурные оболочки. Мы всегда имеем дело с моментом динамического равновесия, которое может нарушиться уже в следующий момент.
Таким образом, можно сформулировать общий принцип: существование и функционирование деятельности подразумевает наличие относительного соответствия ее операционально–целевой, познавательной и смысловой сторон. Возникающие в ходе жизни нарушения этого соответствия ведут к внутренним противоречиям, которые могут быть сняты соответствующим изменением названных сторон.
Сказанное касается и низших по иерархическому уровню деятельностей — и тогда нарушения равновесия, вследствие тех или иных обстоятельств, могут возникать достаточно быстро и демонстративно; и деятельностей, осуществляющих самые общие отношения к миру, — и тогда возникновение противоречий идет медленно и скрытно. Последние процессы и должны привлечь наше внимание, поскольку речь идет об изменении общих смысловых образований, т. е. основных конституирующих единиц личности.
Антропологи, физиологи и медики разделяют жизнь взрослого человека на ряд последовательных фаз, нередко расходясь при этом между собой как в названии, так и в определении сроков соответствующих периодов.
Приведем для примера краткую сводку, заимствованную из работы А. Г. Ананьева (1977).
Возраст от 20 до 25 лет В. В. Бунак называет поздней юностью, примерно тот же возраст (от 21 до 25 лет) Д. Б. Брамлей обозначает как раннюю взрослость. Период средней взрослости, или среднего возраста, Д. Векслер определяет с 20 до 35 лет, Д. Б. Брамлей — от 25 до 40 лет, Д. Биррен — от 25 до 50 лет и, наконец, согласно международной классификации возрастов — от 30 до 60 лет.
Выделяют также период поздней взрослости или зрелости. Д. Б, Брамлей определяет его в 40—55 лет. Д. Биррен — в 50—75 лет. Некоторые авторы относят начало этого периода к значительно более раннему сроку: так, поздняя взрослость или зрелость датируется В. В. Бунаком и В. В. Гинзбургом в 24 —55 лет.
Верхняя граница зрелости и начало старости даны в еще большем диапазоне — от 55 лет (В. В. Бунак, В. В. Гинзбург, Д. Б. Брамлей, Д. Векслер) до 75 лет (Д. Биррен).
Как видно, в приведенной сводке отсутствует стройность и единство мнений. Примечательно, что, чем старше исследуемый возраст, тем больше расхождений в его классификации, неопределеннее и подвижнее называемые здесь рубежи.
Немногим более согласованным между собой выглядят и воззрения тех немногих психологов, которые пытались выделить этапы развития взрослого человека.
Согласно Ш. Бюлер, можно выделить пять фаз развития или — в ее терминологии — самоопределения человека. Первая фаза (16—20 лет) предшествует собственно самоопределению личности; вторая фаза (с 16—20 лет до 25—30 лет) — предварительное самоопределение, проба себя в различных видах деятельности; третья фаза (с 25 — 30 лет до 45—50 лет) — пора зрелости, обретение конкретных жизненных целей; четвертая фаза (с 45—50 лет до 65—70 лет) — завершение профессиональной деятельности, стареющий человек, исчезает активное самоопределение и постановка целей жизни; пятая фаза (о 65—70 лет до смерти) — старый человек, ослабление всех социальных связей обращение к прошлому, желание покоя (Bfihler, 1959). Р. Гаулд, Д. Левинсон, Д. Вейлант выделяют семь периодов взрослой жизни (1977). Э. Эриксон ограничивается здесь тремя периодами, не называя их четных границ (Erikson, 1968). Б. Г. Ананьев (1977) высказывает следующую мысль, что для изучения психологии
