Послание к Евреям

В рамках старого завета человеческая совесть оставалась неспокойной, потому что многие грехи не могли быть прощены посредством религиозной системы жертвоприношения. Все эти средства годились только для очищения от непреднамеренных грехов, совершенных по незнанию, но были бессильны перед сознательными преступлениями. Человек находился в очень серьезном положении, потому что грешил не только случайно, но и сознательно, из бунтарских побуждений. Что мог сделать закон с людьми, которые, подобно нам, по словам Форсита, «ведут себя совсем не как заблудшие овцы и блудные сыновья, а как вооруженные бунтари»?[46] Чем можно было помочь богохульнику, мучимому угрызениями совести и ищущему облегчения от тяжкого чувства собственной вины?

В Послании к Евреям, как нигде в новозаветном Писании, отягощенная грехами совесть может найти помощь. Здесь мы найдем весть о вечном прощении. Бог обещает его (8:8–12). Верное слово нового завета, произнесенное за несколько столетий до прихода Христа, звучит для нас как утешение и надежда: «Я буду милостив… и грехов их… не воспомяну». Бог провозгласил это, а Христос принял. Его жертва приносит очищение и облегчение, которых так жаждет наша душа. Послание постоянно напоминает о гарантированности нашего прощения. Божьему народу дарована привилегия незаслуженного освобождения от наказания и вечная безопасность. Их беззакония забыты, а их имена записаны на небесах (8:12; 12:22,23). Это потрясающая весть о лучшей надежде, о новом завете и о вечном искуплении.

3. Плоды нового завета (9:11—14)

Но Христос, Первосвященник будущих благ, пришед с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть, не такового у строения, 12 И не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. 13 Ибо, если кровь тельцов и козлов и пепел телицы чрез окропление освящает оскверненных, дабы чисто было тело, 14 То кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному.

Теперь, после подробного анализа недостатков и слабых сторон обрядовых законов автор обращается к будущим благам, обетование которых принес Христос. Он вошел в вечное небесное святилище с большею и совершеннейшею скиниею и принес кровь не жертвенных животных, а Свою собственную. Каковы же результаты нового завета и новой, более совершенной жертвы, принесенной Самим Христом? Этот завет гарантирует наше спасение, очищает нашу совесть и освящает наше служение.

1) Он обеспечивает наше спасение

Чтобы лучше донести до читателей смысл послания, автор использует в данном отрывке целую серию ярких контрастных приемов. Старый и новый заветы поставлены рядом для того, чтобы выразительнее показать преимущества второго по сравнению с первым. Красота и достоинство земного святилища изображаются на фоне славы и величия небесной скинии (9:1–5; ср.: 9:24). Чисто внешняя форма контрастирует здесь с внутренним содержанием (9:10,13; ср.: 9:14). Все преходящее и непрочное, действующее «только до времени исправления» через Христа, совершенно проигрывает рядом с тем, что бесконечно и вечно (9:9,10; ср.: 9:12). Кровь насильно убиваемых животных малоэффективна по сравнению с добровольной жертвой Божьего Сына (9:12–14). Постоянно повторяющиеся, частичные и неполные жертвы ничтожны в сравнении со смертью Христа (9:25,26). Там — обещание; здесь — исполнение. Ежегодные напоминания о человеческих грехах, с одной стороны, и обещание Бога забыть их навсегда — с другой (10:3,17). Священники, которые всегда стоят в Божьем присутствии, исполняя свое служение, — это одно, а Первосвященник, совершивший наше спасение и сидящий по правую руку Бога, — это совсем другое, ибо слабость и неполнота служения тех священников не идет ни в какое сравнение с абсолютной законченностью и полнотой Его славного дела.

В 9:12 с большим мастерством представлен один из самых замечательных авторских приемов контраста. Автор исполнен желания помочь людям с нечистой совестью. Под законом никто не мог быть уверен в прощении, и жертвы приходилось приносить постоянно, потому что они не могли «уничтожить грех» окончательно. Пришел Христос, чтобы Своей смертью дать нам вечное искупление (10:11; 9:12). Оно отвечает всем потребностям грешной человеческой души, оно покрывает все ее будущие и прошлые беззакония. Результат Его жертвенной смерти заключается в том, что каждый человек, смиренно приходящий к Нему, может в одно мгновение получить вечное спасение. Такие люди в течение многих лет с глубокой благодарностью хранят в сердце это ощущение обретенного спасения и безопасности. Им чужды духовная надменность и высокомерие,— напротив, они исполнены невыразимой благодарности за прощение неоплаченного долга:

Претерпев великое поругание,
Под градом насмешек
На моем месте стоял Он,
Своей кровью скрепивший мое спасение:
Аллилуйя! Как прекрасен мой Спаситель![47]

Слово искупление, прозвучавшее в ст. 12, ассоциируется в нашем понимании с рынком рабов. Слово, употребляемое здесь автором (lytrosin), означает освобождение из плена. Этот образ уходит своими корнями в далекую ветхозаветную историю (Лев. 25:48; Чис. 18:16; Пс. 110:9; 129:7). Вечное освобождение, совершившееся в истории и доступное нам сегодня через Христа, является фактическим освобождением от наказания и власти внутреннего греха. Существует, однако, опасность искажения исторической сущности этого понятия. Такую опасность представляют некоторые современные богословские концепции освобождения. Их адепты сознательно уклоняются от серьезного обличения человеческой греховности, столь выразительно продемонстрированной не только в Священном Писании, но и откровенно фигурирующей на страницах всех ежедневных мировых газет. Для них нет ничего важнее современной реальности и стремления к переменам. Бразильский богослов Хьюго Ассман сказал, что его внимание привлекло замечание одного, по его мнению, «посвященного христианина», который заявил: «Библия? Она не существует. Единственная Библия, которую я признаю, это социологическая библия, описывающая то, что открыто мне, как христианину, здесь и сейчас»[48]. Но дело в том, что любая теория, пренебрегающая таким важнейшим фактором, как авторитет Библии, или отвергающая его, не только подозрительна, но лжива и опасна.

К примеру, некоторые формы «черного» богословия, порожденного справедливым стремлением к расовому равноправию, являются серьезным искажением апостольской Благой вести, с такой ясностью изложеной в книгах Нового Завета. Конечно, расовая дискриминация отвратительна везде, где бы она ни проявлялась. Однако нельзя реагировать на эту форму насилия изобретением «нового евангелия». Ведущий представитель «черного» богословия Джеймз X. Коун утверждает, что мы «не можем решать этические проблемы нашего времени теми методами, которыми пользовался некогда Иисус. У нас свои альтернативы». И далее: «Небесная концепция неактуальна для „черного' богословия. Христианин не может позволить себе тратить время на созерцание другого мира (если такой существует)». Или: «Революция заключается не в „перемене сердца', а в бескомпромиссной схватке радикального черного