Это казалось достаточно справедливым. Я был бы рад указать все возможные места, оставленные Уильямсом без внимания, если бы он дал мне такую возможность. Я полагаю, что охотничий инстинкт в нас всё ещё силён, и, хотя я ни на шаг не отходил от двери, мои глаза и ум были заняты поиском. Но в самой комнате исследовать больше было нечего.
— Феллоус, помогите мне передвинуть этот ковёр, — внезапно сказал Уильямс. — Давайте исключим любую случайность.
Они сдвинули ковёр и исследовали половицы. Они просмотрели каждый фут пространства у стен. Они вновь исследовали шкаф, его дно и верхнюю часть. В комнате была только одна кровать — она была лёгкой и довольно высоко поднималась над полом. Они тщательно исследовали половицы под ней. Затем снова принялись за камин, чтобы проверить, нельзя ли через него ускользнуть. Они сдвинули мебель и осмотрели места позади неё.
Уильямс побледнел, и его зубы были сжаты, как если бы он подавлял свои эмоции. «Это невероятно, — сказал он мне, а затем добавил тише, — это неестественно». И я был склонен с ним согласиться.
К этому времени или в это время к нам присоединился Столл. Норрис и Феллоус, — оба сказали впоследствии, что он прибыл прежде, чем Уильямс в первый раз поднял окно, но я не заметил, как он появился. Он был, по случайности, единственным из нас, кто уже надел пижаму. На нём был уродливый шерстяной халат, и дворецкий, казалось, дрожал, хотя вечер нельзя было назвать холодным.
В этот момент Уильямс, чей ум адвоката был лучше приспособлен к ситуации, сказал: «Мы должны вызвать доктора. И полицию. Нет никакого смысла находиться здесь. Лучше обыскать территорию. Я позвоню».
Затем к нам присоединился Терстон.
— Вы позвоните, Сэм? — спросил он. Его голос был тихим и усталым. — Доктору. И всем...
— Как раз собираюсь, — сказал Уильямс и похлопал его по руке.
А затем — вы будете потрясены — первое, что мы сделали, это хорошенько хлебнули виски. Уильямс наполнил один бокал для доктора Терстона, который просто упал на стул в гостиной, и дал по одному Феллоусу и Столлу. Зубы Алека Норриса стучали по кромке бокала, когда он пил. Стрикленд пока ещё ничего не сказал, но пил жадно.
— Послушайте, Таунсенд, — сказал Уильямс, — возьмите Норриса, Стрикленда и Феллоуса и тщательно обследуйте территорию вокруг дома.
— Хорошо, — согласился я, хотя у меня была лишь слабая надежда что-нибудь обнаружить. Но я чувствовал, что больше не могу переносить атмосферу этого дома. Смотреть на Терстона, который ещё недавно был таким подтянутым и весёлым, а теперь выглядел опухшим и поникшим, и на Алека Норриса с его бледным лицом и тонким дрожащим подбородком, я просто уже не мог. Человеком, которого я сейчас уважал больше других, был Уильямс, который никогда не терял головы и действовал в этой отвратительной ситуации превосходно.
В холле были Феллоус и Столл, и мы решили взять шофёра с собой, оставив Столла на случай, если его услуги понадобятся.
— А что на счёт женщин-слуг? — спросил я. — Они уже знают?
Мне просто стукнуло в голову, что будет жестоко позволить Энид, молодой горничной, войти в ту комнату неподготовленной.
— Да, сэр. Горничная была наверху, когда мы были у двери, и я послал её вниз на кухню, — ответил Феллоус.
— Ну, оставайтесь с нею и поварихой, — сказал я Столлу. — И не позволяйте никому из них покидать кухню.
— Очень хорошо, сэр, — сказал дворецкий.
Только мы успели наметить наши маршруты, как Уильямс окликнул меня из небольшой гардеробной около холла, куда он пошёл, чтобы позвонить в полицию. «Я думаю, что телефон не в порядке, — сказал он, — или перерезаны провода. Так или иначе, он не отвечает. Лучше велите Феллоусу взять машину и немедленно привезти доктора Тейта и сержанта. Как можно быстрее».
— Хорошо.
— Я попытаюсь ещё раз. Но линия кажется совершенно мёртвой, — добавил он, возвращаясь в гардеробную.
В результате Феллоус уехал в деревню, а Стрикленд, Норрис и я отправились осматривать территорию. Мы решили, что Норрис пройдёт около конюшни, Стрикленд должен сделать круг снаружи в слабой надежде, что среди деревьев он сможет обнаружить кого-то или что-то, что нам поможет. Понимаете, мы не слишком-то верили в успех наших действий на открытом воздухе. Но тот факт, что дверь Мэри Терстон была заперта, окна недоступны, а комната пуста, уже казался настолько фантастическим и необъяснимым, что мы больше не действовали и не пытались действовать в рамках логики.
Я понимал лишь, что убийство было совершено с помощью некоего средства, которое казалось мне почти сверхъестественным. Я был так обеспокоен и настолько терялся в догадках, что радостно принял бы любой план действий, который был бы предложен для поимки убийцы, даже такой, как наше безумное обшаривание территории. Если бы Уильямс приказал мне обыскать гараж или деревенскую церковь или сесть на поезд до Лондона, то я повиновался бы так же охотно. Я просто должен был что-то делать. Когда я вспоминал, что бедная, доброжелательная, глупая женщина, которая всегда была так по-простецки очаровательна и никогда никому не желала зла, сейчас лежит в том виде, в каком я её нашёл, то с жадностью был готов ухватиться за любое дело, которое помогло бы за неё отомстить. Поэтому я не стал тратить время, чтобы подсчитать шансы на успех в саду для Норриса, Стрикленда и меня. Я выбежал, не задумываясь.
Я захватил сильный ручной фонарик, который лежал на столе в холле, и после общего обхода вокруг дома пошёл по гравийной дорожке, изгибающейся вокруг широкой клумбы, расположенной под окном Мэри Терстон. Мне казалось, что здесь, если где-нибудь вообще, я могу бы найти нечто, что может оказаться… (это слово уже вошло в мой ум) уликой. И я не был разочарован. Я нашёл два объекта, которые, если и не были уликами, по меньшей мере были связаны с преступлением.
Первый лежал довольно далеко — на теннисном корте, в пятнадцати или более ярдах от дома. Это была разбитая электрическая лампочка. Как только я увидел сверкание её осколков в коротко постриженной траве, я нагнулся, чтобы их поднять. Но перед тем, как дотронуться до них рукой, я остановился. Внезапно я вспомнил всё, что я прочитал о преступлениях и расследовании. Отпечатки пальцев! И я с дрожью подумал, что из-за этого дела попал в новый и пугающий мир, в котором расследование, перекрёстный допрос и обнаружение отпечатков пальцев заменили более нормальные события моей предыдущей жизни.
Другой объект казался ещё более относящимся к делу. Это был нож, которым могло быть совершено убийство. Когда я увидел его лежащим около широкой клумбы под окном, я был даже удивлён. И всё же, как показали последние события, я удивился бы ещё больше, если бы его там не было. Потому что, а где ещё ему быть? Где бы преступник не находился в момент убийства, первой его заботой было избавиться от оружия. А поскольку это оружие было таким, которое легко идентифицировать, то убийцу не волновало, как скоро оно будет найдено, лишь бы оно не было найдено на нём. Он сделал очевидное и самую безопасное действие: он выбросил его из окна, как только совершил преступление.
Итак, нож лежал там, и мой фонарь даже выявил на нём влажное кровавое пятно. Но я знал, что лучше ничего не касаться. Я оставил это лежать на месте, и решил возвратиться в дом, чтобы сообщить о своих находках.
Когда я встал, то увидел спешащего ко мне Стрикленда. «Никаких следов», — сказал он. Его голос был немного хриплым, но он казался достаточно спокойным. Возможно, он имел шкуру как у носорога, и её нелегко можно было чем-нибудь проткнуть.
Я показал ему нож, и он присвистнул.
— Бедная старушка Мэри, — сказал он, смотря на него сверху.
Мне не понравилась эта смесь обычного сожаления и фамильярности, и я резко заметил:
— Вы любили её, не так ли?
— Да, — сказал Стрикленд, не пытаясь отодвинуться или отвести взгляд от ножа. — Дайте-ка мне на
