Дело для трёх детективов

Терстон поднялся, послушный как маленький мальчик.

— Столл! — Доктор Тейт был другом дома и знал имена слуг. — Идите наверх с хозяином и проследите, чтобы у него было всё, что пожелает.

У двери доктор Терстон повернулся, чтобы пожелать нам спокойной ночи, и, когда я вспомнил его громкие и радостные приветствия и прощания, то был глубоко потрясён несчастной слабой небольшой улыбкой, которой он нас одарил.

— Это, должно быть, был сильный удар, — сказал доктор Тейт, когда мы остались одни. — Приблизительно тридцать минут назад, полагаю? — в этот момент было без четверти двенадцать. — Трудно сказать точнее. Так или иначе, где-то между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Кто это сделал?

До него, казалось, не дошло, что мы оказались мистифицированы. Полагаю, он думал, что такое насилие в знакомом доме едва ли могло произойти без того, чтобы быть тут же раскрытым. Когда мы объяснили ему все обстоятельства, он, конечно, не поверил. «Но... но...» — начал было он.

Уильямс прерывал его.

— Знаю, — сказал он кратко, — это невероятно. Но вы же видите, что это произошло.

К нам присоединился полицейский сержант. Мы едва ли обратили внимание, когда он вошёл. Он был крупным человеком сорока восьми или пятидесяти лет с красным лицом и неровными рыжими усами, — по всему было видно, что он принадлежал к большим любителям пива.

— Я исследовал тело, — объявил он громким низким голосом, таким же, вероятно, каким свидетельствовал в суде, — и я сформировал свои заключения, — добавил он.

— Вы сделали… что? — отрывисто переспросил Уильямс.

— Я сказал, что исследовал тело, сэр, пятна крови и орудие убийства. И я сформулировал свои заключения.

Это было почти комическим контрастом.

— Вы подразумеваете, что знаете, кто это сделал? — я задохнулся.

— Я не зашёл так далеко, чтобы это сказать, сэр, — признал сержант Биф, — но я сделал всё, что необходимо было сделать сегодня вечером.

— Следует как можно скорее войти в контакт со Скотланд Ярдом, — сказал я ему, чувствуя себя несколько раздражённым от бесстрастного самомнения этого человека.

— Возможно, этого не потребуется, — тяжеловесно ответил он.

Доктор Тейт, который знал местные репутации довольно хорошо, резко сказал: «Не глупите, Биф. Вполне очевидно, что это дело не для вас. И я очень сомневаюсь — он повернулся к нам, — сможет ли его решить даже Скотланд Ярд. Но послать за ними нужно незамедлительно. Никакой задержки. Я просто не могу стоять в стороне и видеть, как впустую тратится  время, которое могло бы оказаться полезным для выслеживания убийцы. Лучше позвоните прямо отсюда».

Сержант остался неподвижным и лишь поморгал красными веками. «Я знаю свои обязанности, сэр», — ответил он.

Доктор Тейт не на шутку рассердился. «Я думаю, что весь вечер вы провели в “Красном Льве”, — заметил он. — Ну, так я вам заявляю, если это дело незамедлительно не будет расследовано самым тщательным образом, я сразу же отправлюсь к начальнику полиции».

— Вы должны поступать так, как считаете наилучшим, — сказал полицейский, — но тем временем я должен попросить, чтобы ни один из этих джентльменов не покидал дом. Слугам я скажу то же самое. Я прибуду утром, чтобы... —  он постучал пальцами по большому блокноту, — чтобы задать кое-какие вопросы.

— Ну, это, я полагаю, является обычной процедурой.

— Очень хорошо. Тогда, джентльмены, я могу быть уверен, что все вы будете здесь завтра? Возможно, лучше всего записать ваши имена.

И медленно, мучительно, он начал записывать наши полные имена и адреса в свой большой блокнот. Это были раздражительные десять минут. Но наконец он покончил с нами и отправился на кухню, чтобы, очевидно, собрать имена прислуги.

Затем мы услышали, как хлопнула парадная дверь, и поняли, что глаз закона больше не направлен на нас. И всё же ни один из нас не двигался. Уильямс обратился к доктору Тейту.

— Что вы знаете о Райдере? — спросил он.

— Райдер? Он — трудяга. Но иногда я задаюсь вопросом, все ли у него дома. Так или иначе, у него имеется мономания. Чистота. Пуризм. Он действительно делает самые экстравагантные вещи, когда что-то угрожает Чистоте.

Внезапно я вспомнил любопытный вопрос, который он мне задал перед ужином, и повторил его суть.

— Вполне в его духе, — воскликнул Тейт. — Он, вероятно, подозревал что-то абсурдное, или что-то совершенно тривиальное.

— Чего я не понимаю, — заметил Уильямс, — это как он оказался около кровати Мэри Терстон через получаса после убийства. Он покинул нас, чтобы пойти домой задолго до одиннадцати, а дом викария находится сразу за садом.

— Может быть, ему кто-то позвонил? — спросил Стрикленд.

— Невозможно. Телефон не в порядке. Наверное, перерезаны провода.

— Тогда он не пошёл домой, — сказал я.

Уильямс позвонил в звонок. «Мы спросим Столла, — пояснил он. — Райдер заявил, что тот его впустил».

Столл вошёл в комнату. Едва взглянув на него, я понял, что он настороже. Он переводил взгляд с одного из нас на другого, как будто задаваясь вопросом, откуда последует нападение. «А, Столл, — обратился к нему Уильямс, — вы закрывали дверь за мистером Райдером?»

— В какой именно раз, сэр? Когда он покинул дом в первый раз, до того, как миссис Терстон пошла к себе, я провожал его.

— Понимаю. А когда он вернулся?

— Должно быть, через десять минут или через четверть часа после… сделанного открытия, сэр.

— Кого он спросил?

— Доктора Терстона, сэр.

— И вы проводили его в гостиную?

— Нет, сэр. Именно тогда, горничная закатила истерику, сэр. Очень истеричная особа. И я поспешил назад на кухню. Я оставил мистера Райдера, и он пошёл в гостиную самостоятельно. Больше я не видел его, сэр.

— Он ничего не сказал вам, кроме того, что спросил о докторе Терстоне?

— Нет, сэр. Ничего. Но он казался возбуждённым, сэр.

— Понимаю. Вы посещаете его церковь, Столл?

— Да, сэр. Пою в хоре. Бас, сэр.

— Спасибо, Столл. Теперь все могут лечь спать.

Когда дверь закрылась, мы обменялись взглядами, как если бы каждый хотел увидеть, что думают обо всём этом другие. «Экстраординарно это всё — всё, что касается Райдера», — сказал я немного погодя, но никто не ответил. Многое было экстраординарным. Весьма экстраординарным.

Откинувшись на стуле, я стал рассматривать каждого из мужчин, которые были в этом доме, по отдельности в качестве возможного убийцы. Это не было приятным занятием, поскольку не было ни одного из них, кому я желал зла или кого до настоящего времени действительно не любил. Но по мере того, как я переходил от одного к другому, передо мной всё так же вставала глухая стена. Как он вышел? Те два засова — ведь я сам из отодвигал! Кто бы это ни сделал, но если физические законы всё ещё существуют, он покинул эту комнату в течение нескольких мгновений, которые потребовались нам, чтобы взбежать наверх и выломать дверь, но как? Как? Я чувствовал, что эти сомнения сводят меня с ума. Из комнаты не было выхода.

Наконец все решили ложиться спать. Но когда мы встали, ожидая что кто-нибудь выйдет первым, молодой Стрикленд сказал Алеку Норрису довольно бестактную вещь.