Он и для себя завел карточку: «Рауль. Безотцовщина. Ничтожество…»
Ну конечно, это все объясняло. В полной мере он ощущал это теперь, когда миллионы сделали его свободнее. И раз уж он решил разобраться в своих отношениях с Вероникой, надо идти до конца. Среди многих его неудач самой серьезной оказалась любовь. У него было немало женщин, и все они становились его врагами.
Он писал:
«Подчинять или подчиняться. Я так и не узнал равноправных отношений. Особенно с женщинами. Брать в плен или быть в плену. С Вероникой я чувствовал себя невольником. Сам не знаю почему, но я уверен, что так оно и было. Вот я и надумал все поставить на кон — тогда, на шоссе; это и есть подлинная причина. Она достаточно серьезна, чтобы захотеть разом покончить со всем».
Он колебался, силясь понять, сможет ли мэтр Тессье, прочитав эти строки, разобраться в его характере. Вероятно, ему следовало бы добавить, что он не особенно чувственный, так как работа массажиста отбила у него вкус к эротике. Всю жизнь он, как скульптор, лепит обнаженные тела. Под его руками животы становятся плоскими, талии делаются тоньше, ягодицы — крепче; он давно привык к запахам чужого пота. Адвокату нужны точные данные? Нет ничего легче! Дюваль приписал еще строчку:
«Лучше бы я стал ветеринаром».
Да черт с ним, с адвокатом! К чертям собачьим Веронику! Дюваль отодвинул свои записи и щелкнул золотой зажигалкой. Он забавлялся, кладя ее на стол, рассматривая со всех сторон. Благодаря этой зажигалке-талисману он больше ни перед кем не склонял голову. В течение дня он часто дотрагивался до нее. И думал: «Стоит мне только пожелать, и, как в сказке, мой старый ободранный драндулет превратится в карету, а мсье Жо станет тыквой или крысой!» Оттого-то, глядя на мсье Жо, он едва удерживался от смеха.
Дюваль приобрел каталог по продаже и аренде недвижимости — эта книга тоже представлялась ему волшебной. На каждой странице пестрели объявления:
«Майен. Очаровательная маленькая ферма, после капитального ремонта, на берегу реки. Пять комнат. Гараж. Все удобства. Фруктовый сад. 180 ООО франков…»
«Код-д’Ор. Небольшой замок, в хорошем состоянии. Восемь комнат, кухня отделана рустом. Паровое отопление. Гараж на три машины. Двенадцать гектаров земли. Цена по договоренности».
«Небольшой замок». В самих этих словах слышалось что-то чудесное. Воображение рисовало угловую башню, окна в стиле эпохи Возрождения, на черепичной крыше — флюгеры в виде химер или орифламм[6].
«Обширное поместье с конюшнями. Удобные служебные помещения…»
А это — в Перигоре. Продавалась вся Франция. Она простиралась перед ним в виде фотографий: в неподвижной воде отражались великолепные фасады… сельские домики… шале на фоне горных хребтов… виллы в дюнах… И все цены казались ему доступными. Повсюду он чувствовал себя хозяином. Листая каталог, он испытывал радостное волнение. Он даже забывал о Веронике. Блаженствовал, когда мечты уносили его далеко от дома…
А ведь у него полно дел… Надо открыть новый счет в банке, убедить фирму не спешить с поставкой заказанного им оборудования, и еще, пожалуй, купить себе новый костюм — попробовать сменить кожу… На всякий случай счета он пошлет нотариусу… Но он не торопился. Наслаждался этой двусмысленной жизнью, ее горьковатой сладостью. А пока позволял себе единственную роскошь — отказывался от чаевых, шепча на ушко внезапно красневшим клиенткам: «Оставьте себе на булавки!»
Шли дни. От Вероники не было никаких известий. Вернувшись к своим записям, он наконец нашел решение. Оно поразило его своей простотой. Чем уезжать из Канн в какую-нибудь отдаленную провинцию, не лучше ли ему перебраться в Америку? Там-то он без труда получит свои денежки. Ни тебе развода. Ни алиментов. Ни тем более раздела имущества. И уж точно Вероника не бросится за ним вдогонку. Только порадуется, что ей больше нечего его опасаться, ведь эта дура по-прежнему считает, что…
Да. Это единственный выход. Беда в том, что придется ему ехать в Америку, а это нелегко тому, кто во время уличных шествий грозил кулаком, вопя: «Свободу Вьетнаму!», «Долой плутократов!». Выходит, деньги уже подтачивают его изнутри… А ведь сын Уильяма Хопкинса без труда получит визу. Он мог бы даже взять фамилию отца. Почему бы и нет?.. Стать уважаемым бизнесменом, записаться в члены какого- нибудь клуба, по воскресеньям ходить в церковь. Ну уж нет!.. Никогда он не опустится так низко! Никогда!.. Эта мысль жужжала в его мозгу, словно громадная муха, бьющаяся о стекло в поисках выхода. И все же несколько дней он боролся с соблазном. Раз уж он согласился принять американские доллары, отчего бы и самому ему не заделаться американцем? Все или ничего. Если он хочет сохранить свою совесть незапятнанной, ему следует отказаться от наследства. Если нет, придется бежать! В конце концов, и там найдется немало мест, где он сможет встретить людей, разделяющих его взгляды.
Он забывал о времени, опаздывал на работу. Мсье Жо сделал ему замечание. Он огрызнулся. Уж лучше остаться богатым — хотя бы затем, чтобы избавиться от мсье Жо. Коротенькое письмецо от нотариуса положило конец его сомнениям:
«Уважаемый господин Дюваль!
Рад сообщить Вам, что деньги переведены во Францию. Отныне они в Вашем распоряжении. Будьте добры указать мне адрес Вашего банка и номер счета.
С наилучшими пожеланиями…»
Итак, больше спорить не о чем. Доллары уже обращены во франки и должны оставаться во Франции. Дюваль от них не отрекся. На радостях он провел выходные за городом, в полном одиночестве. Забирался в глухие места, спал в палатке, бродил по диким ущельям. Никогда он не будет Хопкинсом! Долой Хопкинса! На худой конец, он как-нибудь договорится с Вероникой.
В понедельник утром он открыл счет в Национальном банке и послал мэтру Фарлини записку. На работу он не торопился. В понедельник утром бывает мало больных. Но оказалось, что мсье Жо с нетерпением ждал его прихода.
— Рауль, вас разыскивают.
Оглянувшись по сторонам, он добавил шепотом:
— Только что приходил жандарм… Адрес ему дала ваша консьержка. Позвоните по телефону 38-49- 50…
— Зачем? Что я сделал?
Он уже клокотал от гнева.
— По-моему, что-то стряслось с вашей женой. Как будто она попала в аварию… Но толком я ничего не знаю.
Глаза мсье Жо блестели нездоровым любопытством. Он сам набрал номер.
— Алло… Да… Пришел мсье Дюваль… Передаю ему трубку.
Дюваль взял трубку. Голос прозвучал так громко и так близко от его уха, что он невольно отшатнулся.
— Это мсье Дюваль?.. Нас просили передать вам, что мадам Дюваль… Вероника Дюваль, не так ли?., ехавшая в белом автомобиле «триумф» с откидным верхом… Вы меня слышите?
— Да. Так в чем дело?
— Вчера вечером она попала в автомобильную катастрофу.
— Она погибла?
— Нет. Но она тяжело ранена. Ее перевезли в больницу в Блуа. Нам позвонили оттуда.
— Из Блуа?
— Да. Авария произошла километрах в двадцати от Амбуаза… Больше нам ничего неизвестно. В больнице вам все скажут… Сожалеем, мсье Дюваль… В эту пору дорожные происшествия случаются очень часто… Надеюсь, все обойдется.
— Благодарю… Я сейчас же позвоню туда.
Машинально он передал трубку мсье Жо, и тот бережно опустил ее на рычаг. В Блуа? Каким ветром ее занесло в Блуа?
— Моя жена, — проговорил он вслух. — Она действительно попала в аварию… Похоже, дело плохо.
