- Давай, Петь, помянем несчастную его душу. (Выпили.) Это ж надо в такую даль за розами ехать, чтоб тебе так ядовито напомнить.
- Тут у вас неподалеку монастырь открывается..
- Через лесок. Неужели он. чего он там не видел?
- Может, и видел. старых своих друзей, восстанавливающих Рождественский храм.
14
Адвокат был дома и один. Никогда еще не наблюдал Петр дядю в таком отчаянии — трагедия девятилетней давности возрождалась во все более ужасающих формах. «Я тебя умолял! — простонал Евгений Алексеевич, впустив племянника, схватился обеими руками за голову и быстро прошел в кабинет. — Я б сумел добиться оправдания за недостаточностью улик! А, возможно, не допустил бы ареста! Тесть не возражал, а Польку увезли бы на дачу.»
Петр молча присел боком к письменному столу из карельской березы. Никто не подозревал, к а к он виноват: у отца начался сердечный приступ, когда сын произнес: Я не выдал Павла прямо, но и врать про розы не стал». — «Ты уверен, что твой брат убийца?» — раздался крик. — «Убийца», — последнее слово в жизни, которое услышал потерявший сознание отец и которое сейчас не мог простить себе сын. Ту предсмертную сцену он давно запретил себе вспоминать — слишком больно! — но Подземельный разбередил совесть. «Может, не сопротивляться? — не в первый раз с этой ночи зазвучал в душе некий жертвенный мотив. — А заплатить за все разом? — но душа сопротивлялась. — «Разом» («вышку») защитник не допустит, да и гуманизм у нас сейчас ядовитый, а пожизненную муку нет, не вынесу!
- Он не убийца, теперь это очевидно. — Евгений Алексеевич подошел, прикоснулся к плечу племянника. — Петруша, прости. Сорвался не по делу. Не ты виноват.
- А кто? — Он поднял глаза на дядю.
- Ты в который раз упрекнешь меня в адвокатском позерстве, но не могу иначе выразить: фатум. Тут — античность.
- Давай-ка следовать этике христианской.
- Ладно, давай без фраз. — Евгений Алексеевич достал из кармана бухарского халата свой портсигар, который вдруг упал с многозначительным стуком, словно знаменуя переход к следующей сцене, закурил папиросу и сел на вычурный диван в стиле «модерн» с пепельницами в углублении валиков. — Я полностью в твоем распоряжении, необходимо заранее выстроить линию защиты.
- Он позвонил мне вчера вечером и назначил свидание у нас дома в полночь, чтобы рассказать про убийство.
И дядя, и племянник называли Павла «он», как будто произнести имя было больно.
- Черт возьми! Следователь ни словом не обмолвился!
- Мне не очень-то верят.
- Я верю. Тебя ведь не было дома.
- Не было. Я не убивал его.
- Примем как аксиому и с самооправданиями на этом покончим. Что он дословно сказал?
- Ключевые фразы: «У меня орудие убийства, на нем кровь». — «Где?» — «На мертвой голове». — «Где?!» — «На тротуаре в Копьевском переулке».
- Боже мой! Он не расшифровал?
- Нет.
У дяди задрожал подбородок и дернулся уголок рта.
- Помню. Я вошел в комнату Романа — она лежала с пробитой головой в крови. Если тут некая метафора. Погоди! О каком преступлении конкретно он собирался рассказать тебе?
- Не уточнил: «Если хочешь узнать про убийство.» — «Кто это?» — «Будь дома в полночь». Естественно предположить — про последнее, про Подземельного. И заметь: все трое умерли одинаково — от ударов тупым предметом.
- Зайчиком, — сказал адвокат с вымученным сарказмом.
- Тот зайчик так и застрял в темном лесу правосудия, я не забирал его.
Дядя повторил задумчиво:
- «У меня орудие убийства». Как оно к нему попало?
- Единственное предположение, вытекающее из контекста: преступник выбросил «орудие» из окна на тротуар.
- А он подобрал? Немыслимое совпадение. Неотступно думаю: почему он не пришел ко мне?
- Он и ко мне не сразу собрался. Возможны три мотивировки его поведения. Ложный стыд мы с твоим тестем отвергли.
- Ты был у Ипполита Матвеевича?
- Да.
- И что же вы не отвергли?
- За эти «отверженные» годы брат. буду говорить прямо. если и не сошел с ума, то несколько тронулся. О чем вроде бы свидетельствует мнимая (подстроенная) его смерть.
- Мне это приходило в голову. Во время общения с обвиняемыми я наблюдал у них разнообразные психические эксцессы. Ну а третья мотивировка?
- Он нам не доверял.
- Вот это самое вероятное! — воскликнул дядя. — Но на каком основании?
- Из-за моих показаний. чертовы эти розы! «Я тебя прощаю» — помнишь письмо из лагеря?
- Да, но я-то причем? В переписке со мной никаких таких роковых загадок. подспудное смятение, конечно, ощущалось. Впрочем, ты письма читал.
- Да естественный напряг из-за перемены условий жизни, так я воспринимал. Но он освободился три года назад.
- А, ты еще не знаешь! — перебил адвокат. — Они связались по телефону с тамошней администрацией. В девяносто первом он совершил неудачный побег, заработал еще срок и вышел только что — седьмого, в среду.
- А ко мне явился в четверг!
- Павел? К тебе?
Проявилось имя, стало страшно (страх этот уже переходил в фобию), Петр произнес с усмешкой:
- Я ж тебе говорил про сон — «тень отца Гамлета».
- Да как же ты перепутал, не сообразил!
- Непривычный я к медицинской отраве.
- Подземельный тебя специально напоил!
- Кто его знает. Иван Ильич пришел что-то выведать, только я не понимаю, что именно.
- Очень странно, что Павел остановился у него.
- Знаешь, это можно объяснить и самыми обычными причинами. Встреча со мной чревата слишком нервной встряской, отложена. И он не знал, что ты живешь у тестя.
Евгений Алексеевич подумал.
- Верно! Мы переехали уже после его так называемой смерти.
- Ну вот. Павел поднимается на четвертый этаж, звонит к тебе (а может, и ко мне — я только к вечеру из университета вернулся), и тут случайно подворачивается старый сосед.
- И он доверяет постороннему пьянчуге секреты, которые утаил от родных!
- Господи, откуда мы знаем, в кого превратился брат за девять лет «зоны»! Его настойчивые уверения — «я прощаю», «я простил» — не свидетельствуют ли о подавляемом чувстве мщения?
- Очень даже может быть! — Дядя встал с дивана, энергично прошелся по комнате. — Только не тебе он явился мстить, а убийце. И он его находит: «Если хочешь узнать про убийство.» Павел рассчитывал разоблачить преступника в твоем присутствии — доказать, как, по его мнению, глубоко ты был неправ перед ним. Но тот победил.
