- До свадьбы заживет.
- Заживет. — Варя кивнула. — Вы очень похожи и очень подходите друг к другу.
- Правда? — поддакнул он, не вслушиваясь. — Варенька, ты сможешь передать своему покровителю, чтоб он пришел сюда?
Она не ответила.
- Ведь он тебе ни в чем не откажет.
- Смогу.
- Надеюсь, он не приведет «органы»?
- Не беспокойтесь. Я все сделаю.
- Кстати, а как вы с ним познакомились?
- По объявлению. — Она помолчала. — Браунинг в «бардачке».
- Не бойся, я не убийца.
«В сущности, это странно, — размышлял Петр Романович в одиночестве, в комфортабельно- расслабляющем убежище, — непонятно, на чем Ангелевич меня заложил — да так убедительно, что пришли с арестом. О Господи! Аналитик, даже со сдвигом, стратег и тактик — рассчитал и соврал точно и наверняка. Главное — причина, по которой он пошел на подлость: ревность, такая нормальная и простительная («Не прелюбы сотвори»!), или мотив маниакальный, убийственный.» Измотанный мозг взбунтовался, точнее — забастовал, и уже соткался из кустов, из воздуха несерьезный литературный сатана и учтиво вопросил: «Вы какие предпочитаете?» — как вдруг интеллигентный голос произнес в ухо:
- Что вам еще от меня нужно?
Владелец «Китежа» у руля. О, как вмиг собрался и подобрался к прыжку «сыщик»!
- А где Варя?
- У себя. Я сам подгоню к дому машину. Так что?
- Покойный Подземельный видел здесь, у Патриарших, Мастера и Маргариту.
- Знакомое словосочетание, — обронил бывший профессор, — где-то я его слышал.
- Есть такой богохульный роман.
- А, да. Но я не читаю беллетристику.
- Неважно, меня интересует реальность. Как вам такой сюжет: она предстала перед ним милой невинной девицей, но обернулась мстительной ведьмой и он убил ее.
- Философ увлекается такой чепухой? — тон презрительный.
- Вы увлеклись.
- Послушайте, господин Острогорский, если капля разума у вас еще осталась. Варвара пришла в «Китеж» по газетному объявлению, и в ее невинность я не вникал.
- Я говорю про Маргариту. Вам, сколотившем состояние на блуде, не дается роль рассеянного ученого.
- А вам — моралиста!
- И вы прекрасно помните, что произошло девять лет назад. Евгений Алексеевич пригласил вас на семейный праздник заранее?
- Конечно.
- Вы уверены?
- К чему эти идиотские вопросы?
- Пожалуйста, ответьте.
- Я приготовил подарки: французские духи и американскую зажигалку, что в девяностом считалось престижной редкостью. — Словно в доказательство Ангелевич достал из кармана портсигар с зажигалкой и закурил.
И Петр Романович вспомнил, как дядя высекал пламенный язычок, точно ребенок забавляясь новой игрушкой. С кем же у Маргариты было назначено свидание в пятницу? Остается «свинья- друг».
Ангелевич продолжал монотонно:
- Накануне я поднялся к Евгению уточнить час, но он был в больнице у брата. И моя жена — представьте, какое оригинальное совпадение! — тоже навещала больного.
- Больного? — удивился Петр Романович. — Какого больного?
- Своего папочку. Так она мне сказала: после работы еду к заболевшему папе на весь вечер. Ну, в тот самый вечер, когда вы с ней прелюбодействовали.
- Лана солгала.
- Солгала, солгала, — покивал «бывший». — Перестраховалась. Хотя ей было известно, что в тот вечер я вернусь поздно: у нас в Академии проходил симпозиум.
- Но вы поднимались к дяде.
- Несколько выступлений отменили, и рогоносец оказался некстати свободен.
«И познакомился с Маргаритой у Патриарших! — сообразил Петр Романович, чуя горячий след. — И назначил встречу на пятницу, забыв в объятьях обо всем, а позже, опомнившись, поднялся к соседу уточнить час, вернее — отказаться от приглашения!»
- Что вы наговорили следователю, сутенер? — прорвалось-таки словечко! — Мечтаете засадить меня за решетку?
- Я мечтаю вас истребить! — было последнее, что услышал философ перед тем, как провалиться во тьму.
33
Во тьме постепенно начали проступать контуры комнат без окон, сюрреалистически пустых и тусклых, в которых он было заблудился, но вспомнил, что надо попасть в помещение, где на лавках сидят мертвые и один из них непременно укажет путь. И он попал туда, и вновь по чувству любви и нежности узнал своих, и уверенно двинулся дальше — к жизни. Однако уперся в тупой уголок, там было самое страшное, там кто-то прятался (то ли живой, то ли мертвый), не открывая лица. Промелькнул мистический миг, дрожь ужаса и узнавания — и философ побежал, покидая дом детства. А въяве, в желтых душных сумерках, побрел, прихрамывая, по аллее к ближайшей скамейке. по странной случайности — возле памятника баснописцу. Жизнь проявлялась продолжением ночного кошмара, живые уступали дорогу, брезгливо отстраняясь, как от пьяного в последнем градусе; а когда он рухнул на край сиденья, какая-то парочка поспешно вскочила, освобождая место; из воздуха, из кустов выступил иностранец и сказал: «Вы какие предпочитаете?»
- Стой! — крикнул Петр Романович; человек, рысцой пробегающий мимо пруда, остановился. — Пойди сюда!
Человек подошел, слегка наклонился, всматриваясь.
- У тебя лицо в крови, костюм в грязи.
- А почему ты не носишь коричневый костюм с «искрой»?
- Ты с ума сошел!
- Это ты меня ударил?
- С ума сошел!
- А кто следил за мной прошлой ночью?.. Не сошел, разгадал твою тайну. «А ведь когда-то, Петюня, я тебя на руках держал». — «И как я после этого жив остался!»
- Петр, прекрати этот ужас!
- Подземельный повторил: «Жив остался. — и добавил: И свинья-друг тебя не мучил?»
- Что это?.. Что это значит?
- Я сегодня понял и проверил в словаре. Ты с греческим, с латынью незнаком?
- Только с узко архитектурной терминологией. Это ты полиглот.
- Был. Когда воображал себя философом.
- Не вовлекай меня в свой берд!
- В семнадцатом веке один итальянский врач написал латинскую поэму, где персонах имеет такое «говорящее» имя: Свинья-друг. Как это имечко будет звучать на латыни, ну-ка сообрази!
