Как бы забывшись на минуту, Лунин поискал взглядом Монику, оставившую на него такое приятное впечатление в прошлый раз в этом зале. Но ее не было. Неуловимая Моника, подумал Лунин. Ему стало скучновато и захотелось взорвать это собрание какой-нибудь выходкой, например, сказать яркую речь и заставить выдать себя убийцу, прямо психологическим воздействием – если он был тут, конечно, в зале. Но это было явно не к месту, да и в силу своего воздействия Лунин не очень верил. Все-таки до способностей Эрнеста в этом отношении ему было далеко.
Насколько он мог судить по обрывкам разговоров, долетавшим до него, в основном здесь обсуждались козни политических конкурентов, большое место также занимали аппаратные интриги и какие-то сплетни. Постоянно всплывала тема об изменениях в политике, которые должны были последовать за смертью Шмелева – это было единственное, за исключением траурной обстановки, что напоминало о поминках. Разговоры на эту тему отличались по звуку: они были похожи на сосредоточенное гудение, в то время как светские беседы, со слухами и скандалами, звучали скорее как тихое стаккато.
Одна из боковых дверей в зале открылась, и вошли повара в униформе, катившие перед собой тележку с горячими блюдами. Лунин вдруг почувствовал сильный голод и решил, что пора перекусить. Несколько мест в середине длинного стола у стены пустовало, он прошел туда, сел и положил себе большую порцию дымящего жаркого с пюре. Почуяв запах жареного, и другие гости заняли свои места. На некоторое время все разговоры прекратились, слышалось только звяканье вилок о тарелки и хруст челюстей со стороны некоторых из особо матерых генералов.
Минут через двадцать собравшиеся, как видно, окончательно насытились, грязные тарелки были убраны, и гости сосредоточились на вине и шампанском. Мельком оглядев собрание, Лунин понял, что всех, как и его, посетила в этот момент одна и та же мысль. Механическая привычка произносить тосты не могла им не напомнить о поводе, по которому они тут собрались.
Сидевший на другой стороне стола субъект с нервным видом и бледным вытянутым лицом, наполнив свой бокал, взял его, поднял повыше и возгласил:
– Господа! Прошу минуточку внимания!
Взгляды обратились к нему. Вид у некоторых участников был уже не только сытый, но и сонный.
– Я считаю, – продолжил он, – что мы должны сказать несколько слов об ушедшем от нас человеке. Надо отдать дань его памяти.
– Тем более что он ушел так неожиданно… – добавила роскошно одетая дама неподалеку от Лунина. – И так рано.
Несмотря на эту поддержку, видно было, что эта идея не встретила большого энтузиазма у собравшихся. Некоторые, однако, были готовы что-то сказать.
– Когда я общался со Шмелевым, – начал грузный человек с багровой физиономией, сидевший на другом стола, – у меня всегда было ощущение, что я погружаюсь в мутные бездны бессознательного…
– Кхгм!.. – раздалось рядом с Луниным. Кое-где послышался смешок.
День за окном уже тускнел, в окна начал стучать холодный зимний дождь. Свет в зале не зажигали, но прошедшие официанты зажгли свечи перед каждым из гостей. Интимная обстановка в сочетании с вином, видимо, развязала чуть-чуть языки, речи полились бодрее.
Довольно быстро Лунин понял, что в тайну смерти Славика посвящены немногие. В основном все вспоминали самого Шмелева и его деяния, о которых сказать было почти нечего в силу общей секретности тут и повышенной секретности того, чем он занимался. Но все, так или иначе, придерживались официальной версии о гибели на улице в какой-то стычке – и судя по интонациям, это говорилось искренне.
Несколько человек, впрочем, как будто были в курсе дела, или это были просто обмолвки. Кое-кто упомянул о «государственной необходимости» и «политических интересах», но может быть, они просто хотели сказать о неизбежности жертв на этой войне. Несколько раз прозвучало слово «болезнь», и опять же было непонятно, речь идет просто о гриппе перед смертью или о безвременной кончине от этого.
– Кстати, господа, – вдруг сказал один из гостей, высокий худой человек с живыми и умными глазами. – А что вы думаете об этих убийствах в домах, которые начались у нас с некоторых пор? Полагаю, что не открою большой тайны – раз уж Славика с нами больше нет – если скажу, что он немного занимался ими. То есть не убийствами, конечно, а их расследованием.
Лунин встрепенулся. Об этом он ничего не знал, и это было интересно.
– Это ужасно, эти убийства, – сказала дама в роскошном платье. Свеча перед ней уже оплыла и покосилась набок, бесформенные потеки воска блестели в лучах пламени. – Не имеют ли к ним отношения наши друзья-социалисты?
– Вряд ли, – откликнулся человек напротив Лунина, до этого молчавший и внимательно слушавший все, что говорилось. – У нас есть информаторы в их штабе. И потом, утечки… С режимом секретности там всегда было очень слабо.
– Но может быть, это делается в тайне? – спросила дама. – И посвящено только самое высшее руководство?
– Как раз оно бы нам и доложило, – ответил знаток информационных утечек. – Шучу, конечно. Могу вас заверить, Авдотья Федоровна, что это не они. Это кто-то из наших.
– Но кому из наших может понадобиться убивать людей одного за другим, как будто просто для забавы? – недоуменно спросил кто-то с дальнего края стола. – Если ему что-то нужно, он мог бы просто доложить об этом Эрнесту. Или так, поразвлечься?
Лунин сидел, замерев, и слушал. Как видно, никто не знал здесь, что расследование было поручено именно ему. Иначе его бы непременно об этом спросили, это было очевидно.
– Господа, а вам не приходила в голову мысль, что убийца сидит сейчас здесь, среди нас? – спросил еще кто-то из гостей, вызвав оживление в зале. – Если это кто-то из наших, да еще вхожий в хорошие дома, то это предположение напрашивается само собой.
– Может, он тогда сознается сразу, прямо здесь? – спросила Авдотья Федоровна. – Честно говоря, мне уже до смерти надоели эти убийства. Я даже наш «Вестник» перестала читать, хотя раньше любила заглянуть в раздел «Слухи». Открываешь страницу – а там очередной труп, что же это такое. Не может ли Эрнест что-то с этим сделать?
