призывал, — это религия мучениства...
Ракел. Да. Сама по себе это великая религия.
Элиас. Более того: если только ты проникся ею, для тебя уже не существует ничего иного. Ничего иного.
Ракел. И с того момента, как ты пришел к этому убеждению, ты разуверился в забастовке?
Элиас. Я делал для забастовки все, что было в моих силах,— ты можешь не сомневаться.
Ракел. Я не сомневаюсь в тебе, Элиас!
(Обнимает его.)
Но я боюсь за тебя. Там внизу тебе не место.
Элиас. Я бы не хотел быть ни на каком ином месте.
Ракел (продолжая обнимать его). Давай поедем вместе в родные места. Поедем сейчас же! Слышишь? Сейчас же! Как хорошо будет снова подышать морским воздухом, Элиас! Там и думаешь по-иному, и чувствуешь себя иначе, чем внизу, во мраке, уверяю тебя! А какая смена впечатлений и настроений! Ты ведь помнишь, как нам было хорошо...
Элиас (все время внимательно и пристально смотрит на нее). Все меняется, а ты не изменилась, Ракел. Ты сегодня же могла бы снова возиться с нашими гагарами...
Ракел. Да, если бы ты был со мной!
Элиас. Дай мне взглянуть на тебя!
Ракел. Элиас!
(Притягивает его к себе.)
Элиас. В тебе есть что-то от гагачьего пуха. Помнишь, когда мы заглядывали в гнезда, как мы бывало удивлялись, что птенцы покидают этот мягкий пух. Помнишь?
Ракел. Да! Но все-таки они улетали вдаль!
Элиас. Они все-таки улетали вдаль...
(Тихо и ласково.)
Прощай, Ракел!
Ракел. Ты уже уходишь?
Элиас. Я должен идти. Но мне трудно оставить тебя.
Ракел. Так останься!
Элиас. Есть нечто в жизни, что нам с тобой не досталось на долю.
Ракел. Помолчим об этом. Насколько больше то, что дано нам!
Элиас. Пусть нам дано величайшее: бывают минуты, когда душа полна лишь тоской о том, что нам не дано.
Ракел. Минуты слабости.
Элиас. Минуты слабости.
(Целует ее.)
Я целую в тебе все самое прекрасное,— то, что мне не было дано. И целую тебя... только тебя!
(Еще раз целует ее долгим поцелуем.)
Прощай, Ракел!
Ракел. Значит, до завтра?
Элиас. Да... завтра ты обо мне услышишь.
Ракел. Но ведь ты же придешь сам?
Элиас. Если смогу... Ах, гагачий пух.
(Быстро обнимает и целует ее. Уходит. В дверях останавливается.)
Ракел. Что с тобой, Элиас?
(Элиас делает рукой прощальный жест и уходит. Ракел некоторое время стоит молча и смотрит на дверь. В окно стучат. Она приходит в себя и оглядывается. Идет к окну и открывает его.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Спера (прыгая из окна в комнату). Кто это был, Ракел?
Кредо (прыгая за нею). Это твой брат, правда?
Ракел. Да.
Спера. Его гнетет какая-то забота, правда?
Ракел. Ты это заметила?
Кредо. О! К чему он стремится?
Спера. К чему-то очень большому!
Кредо. А куда лежит его путь?
Спера. Куда-то далеко, далеко — правда?
Ракел. Мы отправимся вместе.
Оба. Куда? Когда?
Ракел. В родные места, на север. Может быть, завтра...
Кредо. Но почему же он так прощался с тобой?
Спера. Словно он больше никогда тебя не увидит?
Ракел. Разве он так прощался? Нет, вы не поняли! Он всегда такой, когда он несчастлив. Всегда. Тогда ему особенно трудно уходить от меня.
(Раздается звонок. Оба в одно мгновение выпрыгивают в окно.)
(Ракел закрывает окно. В дверь стучат.)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Ракел. Войдите!
Братт (входит взволнованный, задыхаясь). Его здесь нет?
Ракел. Вы спрашиваете о моем брате?
(Быстро.)
Что-нибудь случилось?
Братт. Он был здесь?
Ракел. Да... Разве вы его не встретили?
Братт. Он был здесь. Так... все сходится... Что он говорил? Что он замыслил?
Ракел. Вы спрашиваете: что он собирается делать?
Братт. Я вижу, что вы ничего не знаете; об этом он с вами не говорил...
Ракел. Нет... но завтра он придет опять...
Братт (настороженно). Завтра?
Ракел. Он придет или пришлет мне весть о себе.
Братт. Что он имел в виду?
(Внимательно глядя на нее.)
Он упоминал обо мне, Ракел?
Ракел. Нет. Впрочем, пожалуй, упоминал о вас... мимоходом.
Братт. Только мимоходом.
(Решительным тоном.)
Значит, он что-то скрывает.
Ракел. Он сказал, что сегодня видел вас. А до того давно уже не разговаривал с вами.
Братт. А он сказал, что я встретил его и не узнал? Сказал он об этом? Сказал, что он был переодет?
Ракел (с улыбкой). Элиас? Переодет? Не верю.
Братт. Он не бывает дома по ночам.
