печальное выражение, которое было у него все это время.
— По какой-то причине вы вынуждены скрывать свое одиночество и свою боль даже сейчас.
— Джим, Джим, это не принесет ничего хорошего. Я знаю, знаю. Вытеснить все эмоции наружу, да? Да, это действительно помогает, но только если у человека осталось что-то еще. Слишком поздно, или я слишком запутался, или что-то еще. Я не понимаю, что говорю. Это просто бесполезно, бесполезно.
Слезы брызнули из его зажмуренных глаз. Внезапно Хол расслабился и обмяк, позволив боли овладеть им. Он не делал никаких усилий достать салфетку, а просто тихо плакал без всхлипываний, содрогаясь всем своим большим телом.
Два дня спустя, в четверг, Хол по-прежнему пребывал в печальном настроении. Он не был по- настоящему подавлен, скорее, чувствовал себя смирившимся. Его состояние служило контрастом к праздничной атмосфере, царившей вокруг. В его присутствии было нечто зловещее.
— Хол, как вы чувствуете себя, ваш внешний вид говорит о глубокой печали.
— Я чувствую себя так, как будто сделал все, что мог, и теперь мне осталось только ждать. Ждать чего-то.
— Ждать…
— Не знаю. Возможно, чего-то, что меня отпустит. Я даже не знаю, что подразумеваю над этим. Нечто, что освободит меня. Возможно, это будет окончательно, конец всему. Возможно, это будет что-то, что избавит меня от необходимости все заканчивать. Я не знаю. Не знаю, Джим. Я просто должен ждать.
— Я буду ждать вместе с вами.
— Да, я знаю. И это много значит для меня.
— И для меня.
Мы долго вместе молчали.
Наступил новый день, и настроение Хола стало более беспокойным и раздраженным.
— Вы когда-нибудь спрашивали себя, почему вы занимаетесь этим дурацким делом? А я спрашивал. Просто мне именно это и нужно. Нужно, чтобы каждый сваливал все на меня. Миссис Кановски хочет знать, кто должен принимать решение по поводу денег в семье. За ней или за Германом должно остаться последнее слово? Ну же, доктор, каков ответ? Разве их не учили этому в средней школе? Потом мистер Байвард спрашивает меня со слезами на глазах, — спрашивает
— А что вы говорите, Хол?
— О, я чуть не забыл миссис Палмер, милую миссис Палмер. 'Пожалуйста, проверьте моего сына с помощью тестов и скажите ему, в какой из областей его ждет самый наибольший успех. О, миссис Палмер, никогда не используйте сразу две превосходные степени прилагательного. Видите ли, я — профессор. Я знаю, как грамотно говорить. А что касается вашего сына… Ну, лучше поискать прилагательные самой, а заодно и приложения… Самой, Иокаста[7], самой'.
— Ого! Они и правда достали вас, да?
— Они всегда это делают! Все эти милые люди. Все эти милые вопросы. Как мистер и миссис Грин: 'Доктор, почему мы все время ссоримся? Мы действительно так сильно любим друг друга. Скажите, как нам перестать обижать друг друга'. Так перестаньте! Довольно! Довольно! Я не могу этого сделать.
— И вы страдаете оттого, что не можете.
— Страдаю, черт возьми. Они платят свои деньги. Что мне делать, как вы думаете? Говорить 'Не расстраивайтесь' и похлопывать их по плечу, как делали старые доктора? Нет, их этим не купишь. Их запрос ясен и внятен: 'Вы доктор. Вы учились всему этому. Вы преподаете в колледже. Вы психолог! Вы должны знать.
— Что вам делать?
— Я говорю: 'Расскажите мне об этом, миссис Кановски'. Я говорю: 'Ну что ж, Билл, давайте посмотрим, вы старший в семье? Был ли ваш отец ортодоксом, консерватором или реформатором? И насколько строгим было христианское воспитание Бетси? Ваши родители жили вместе постоянно? А родители Бетси? И как давно вы друг друга знаете? И насколько близки ваши отношения? Я имею в виду, что вы спите с ней только по выходным или каждую ночь? Но не в
Он замолчал. До этого времени он, похоже, вообще не слышал меня. Я был потрясен.
— Боже мой, Хол, вы действительно испытываете груз всех этих вопросов, как будто на плечах у вас — тонна камней!
— Вы чертовски правы: я устал от этого. Я почти выдохся. Я хочу покончить со всем этим. Я сыт по горло.
— Так устали, что хотите уйти от всего этого, но единственный способ, который вы видите, — самоубийство.
— Если такова цена, о’кей. Я готов, дружище. Вот где у меня все это. Взять все это и засунуть прямо в задницу.
— Да, вы не в депрессии. Вы злы, как черт.
— Поразительная догадливость, мой дорогой доктор!
— И вы…
— Нет, Джим, не хочу вешать на вас все это дерьмо. Мне жаль. Я просто так устал, расстроен и раздражен… — Внезапно гнев прошел, и Хол обмяк в своем кресле.
— Хол, до чего вы дошли? Вы меня не обидели. Я знаю вас, и мы знаем друг друга. Несколько поспешных слов ничего не значат для меня.
— Да, да, знаю. Я просто сожалею, что кричал на вас. Надеюсь, я не сделал вам больно.
— О, ради Бога, Хол. Кем вы себя воображаете — Богом? Вы не можете уничтожить меня резким словом. В таком случае, кажется, вы думаете, что для тех людей, которые приходят к вам за помощью, вы тоже — Бог?
Он внезапно выпрямился, как-то странно посмотрел на меня и абсолютно спокойно произнес:
— Это правда, да. Я действительно думаю, что я Бог.
Мы сидели, молча уставившись друг на друга. Он сказал это! Он знает, и я знаю. Он действительно это сказал! Целый поток отрывочных мыслей пронесся в моей голове: паранойя? галлюцинации? бред? опасно? Но это был Хол. Я знаю Хола. Представь, что это правда. Поверил бы я, если бы передо мной был настоящий Иисус? Перестань терять время. Нужно действовать эффективно прямо сейчас. Это открытие. Теперь, возможно, он совершит настоящий прорыв. Я хочу…
А затем я прогнал все эти мысли и прочел перед глазами невидимые слова: 'Если ты не готов, заткнись'. И я заткнулся. Посмотрел на Хола. Он занят своими собственными чувствами или нет? Его лицо выглядело странно спокойным. Я почувствовал к нему неожиданную близость. У меня самого пронеслось несколько коротких фантазий. 'Эта комната маловата сразу для двух богов', — сказал я себе. Что, черт
