На углу ограды одна вещь привлекла мое внимание. Это был черный с красным женский чулок. Я наклонился и подобрал его. Просунул в него руку, он был целый. Спрятал чулок в ящик, думая: — «Это будет прекрасная кобра».
Однако рассердился на себя. — «В другой день. Сегодня, ни за что…»
Я шел мимо дома Вильяс-Боас. Дом имел огромный сад и двор, покрытый весь цементом. Серджито катался между деревьями на красивом велосипеде. Прильнув к железной решетке ограды, я следил за ним. Велосипед был весь красный с желтыми и синими лучами. Его металл ослеплял, сильным блеском. Серджито увидел меня и стал все делать напоказ. Мчался, делал повороты, тормозил так, что колеса визжали. Затем он подъехал ко мне.
— Тебе нравится?
— Это самый красивый велосипед в мире.
— Подойди ближе к входу, чтобы лучше разглядеть его. Серджито был того же возраста и в том же классе, что и Тотока.
Мне было стыдно за босые ноги, потому что на нем были лакированные ботинки, белые чулки с красной резинкой. В блеске его ботинок отражалось все. Даже папины глаза стали смотреть на меня через этот блеск. Я сухо сглотнул.
— Что с тобой, Зезе? Ты какой-то странный.
— Ничего. А вблизи он еще красивее. Тебе его подарили на Рождество?
— Да.
Он сошел с велосипеда, чтобы удобнее было разговаривать, и открыл двери.
— Мне надарили много подарков. Граммофон, три костюма, куча книжек со сказками, большую коробку цветных карандашей. Коробку с играми, самолет с пропеллером. Два корабля с белым парусом…
Я склонил голову и вспомнил Ребенка Иисуса, которому нравились, как говорил Тотока, только богатые люди.
— Что с тобой, Зезe?
— Ничего.
— А тебе, много вещей подарили?
Я покачал головой, что нет, говорить я не мог.
— Как, ничего? И вправду, ничего?
— В этом году мы не праздновали дома Рождество. Папа пока еще без работы.
— Это же невозможно! Так значит, у вас не было ни каштанов, ни орехов, ни вина?..
— Только рабанада, что приготовила Диндинья и кофе. Серджито задумался.
— Зезe, если я тебя приглашу, ты согласишься? Я пытался угадать чего он хотел. Но, даже будучи голодным, не имел желания есть.
— Пойдем в дом. Мама тебя накормит. Там столько всего, столько сладостей…
Я не хотел рисковать. В эти дни меня столько раз обижали. Не раз я слышал: — «Разве тебе не сказано было не тащить в дом уличных сопляков?»
— Нет, большое спасибо.
— Хорошо. А если я попрошу маму собрать тебе пакет с каштанами и другими вещами для твоего братика, ты возьмешь его?
— Не могу. Мне нужно закончить работу. Только теперь, Серджио заметил ящик для чистки обуви, на котором я сидел.
— Но никто, же не чистит в Рождество…
— Я проходил целый день и заработал десять тостаос, и то, пять мне дали как милостыню. А мне еще надо заработать в два раза больше.
— Для чего, Зезe?
— Не могу тебе об этом рассказать. Но мне надо много.
Он улыбнулся, у него возникла благородная идея.
— Хочешь начистить мои ботинки? Я дам тебе десять тостаос.
— Нет, не могу. Я не беру с друзей.
— А если я тебе их дам, или скажем так, если я тебе одолжу десять тостаос?
— А могу я задержаться с возвратом долга?
— Как хочешь. Даже можешь вернуть мне потом шариками.
— Если так, то да.
Он засунул руку в карман и дал мне монету.
— Не переживай, мне дали много денег. Моя копилка заполнена.
Я провел рукой по рулю велосипеда.
— Он действительно прекрасный.
— Когда подрастешь и научишься ездить, я дам тебе сделать круг, да?
— Да.
Я бросился бегом, как сумасшедший, к забегаловке «Нищета и голод», тряся ящичком для чистки обуви.
Ворвался как ураган, боясь, что уже будут закрываться.
— Сеньор, у вас еще есть те дорогие сигареты?
Он достал две пачки, когда увидел на моей ладони деньги.
— Это же не для тебя, не так ли, Зезe?
Чей-то голос произнес сзади:
— Что вы говорите! Мальчик в таком возрасте!
Не оборачиваясь, он ответил:
— Вы не знаете клиентов этот типа. Они способны на все.
— Это для папы.
Я чувствовал огромную радость, вертя монеты в ладони.
— Это или это?
— Вы будете лучше знать.
— Я целый день работал, чтобы купить папе этот Рождественский подарок.
— Вот как, Зезe? А он, что тебе подарил?
— Увы, ничего. Вы же знаете, он пока еще без работы.
Он расстроился и в баре все престали говорить.
— А которые нравятся вам, если бы вы брали для себя?
— Обе красивые. Любому отцу понравится принимать такой подарок.
Заверните эту, пожалуйста. Он завернул пачку и был, какой-то странный, когда отдал мне пакет. Как будто бы он хотел мне что-то сказать, но не мог. Я отдал ему деньги и улыбнулся.
— Спасибо, Зезe.
— Счастливых вам праздников!..
Я бросился бегом домой.
Вместе с тем наступил вечер. Только на кухне была зажжена лампа. Все ушли, но папа сидел за столом, глядя на пустую стену. Лицо он держал в ладонях, опираясь локтями в стол.
— Папа.
— Что, мой сын?
В его голосе не было злости.
— Ты где был целый день?
Я показал ему ящичек для чистки обуви. Поставил его на пол и засунул руку в карман, чтобы достать мой пакетик.
— Смотри, папа, я купил тебе красивую вещь. Он усмехнулся, поняв все, чего это мне стоило.
— Тебе нравится? Это было лучшее. Он развернул пакет и вдохнул запах табака, улыбался, но ничего не говорил.
— Покури одну, папа.
