— Потому что ты самый лучший человек в мире. Никто не обижает меня, когда я рядом с тобой и чувствую «солнце счастья внутри моего сердца».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Две памятные взбучки
— Согни здесь. Теперь отрезаешь бумагу ножичком, аккуратно по сгибу.
С мягким звуком острие ножа разделило бумагу.
А сейчас заклеивай хорошо по границе, оставляя эту кромку. Вот так.
Я был рядом с Тотокой и учился делать шар. После того, как все было заклеено, Тотока прикрепил шар за верхнюю часть бельевой веревкой к палочке.
— Только, когда он хорошо высохнет, можно будет делать отверстие. Запомнил, ишачок?
— Да, запомнил.
Мы уселись на пороге кухни, и смотрели, как разноцветный шар медленно высыхает. Тотока войдя в роль учителя, продолжал объяснять:
— Китайский воздушный шар можно сделать, только после большой практики; в начале, надо делать из двух долек, это намного проще.
— Тотока, если я сам сделаю шар, ты сделаешь отверстие в нем?
— Смотря, что я буду иметь.
Он уже собирался извлечь выгоду. Поживиться моими шариками или коллекцией карточек артистов кино, которая «никто не мог понять, почему она так росла».
— Черт побери, Тотока, когда ты у меня что-нибудь просишь, то я даже дерусь за тебя.
— Ладно. На первый раз сделаю бесплатно, а если ты не запомнишь, то в следующие разы дашь мне что-нибудь в обмен.
— Согласен.
В этот момент я поклялся, что постараюсь запомнить все так хорошо, чтобы он никогда больше не притронулся к моим шарам.
С этого времени, мысль о моем воздушном шаре не выходила у меня из головы. Я должен был сделать «мой» шар. Представляя, какой это будет сюрприз для Португи, когда расскажу ему о своем проекте. Восхищение Ксуруруки, когда он увидит раскачивающийся в моих руках шар.
Преисполненный своей идеей, я наполнил карманы шариками и карточками, которых у меня было по две, и вышел на улицу заработать. Я хотел продать их подешевле, чтобы купить хотя бы два листа тонкой бумаги.
— А ну, давай, люди! Пять шариков за десять сентаво. Новенькие, как только с магазина!
И ничего.
— Десять карточек за десять сентаво. Вы не купите по такой цене даже в лавке доньи Лоты.
И ничего. Вся малышня была совершенно без денег. Прошел улицу Прогресса, сверху и донизу, предлагая свой товар. Навестил улицу Барона Капанемы почти бегом, и ничего! А если заглянуть в дом к Диндинье? Она была там, но не проявила интереса.
— Я не хочу покупать карточки с артистами. Лучше сохрани их. Потому что завтра придешь просить деньги, чтобы купить другие.
Наверняка у Диндиньи не было денег.
Я вернулся на улицу и посмотрел на свои ноги. Они были грязные, вобрав в себя столько пыли с улиц. Посмотрел на солнце, оно начинало садиться. И в это время случилось чудо.
— Зезe! Зезe!
Это был Биринкиньо, который бежал, как сумасшедший в моем направлении.
— Ищу тебя повсюду. Ты продаешь?
Я тряхнул карманами, чтобы шарики пошевелились.
— Давай присядем.
Мы сели, и я сразу же вывалил на землю весь свой товар.
— Сколько?
— Пять шариков за десять сентаво и десять карточек по той же цене.
— Это дорого.
Я уже начинал злиться. Подлый вор! Дорого, когда все продают пять карточек и три шарика за туже цену, что прошу я! Я начал собирать все в карманы.
— Подожди. Я могу выбрать?
— Сколько у тебя?
— Триста рейсов. Я могу потратить до двухсот.
— Хорошо, дам тебе шесть шариков и две карточки.
Влетел в лавку «Нищета и голод». Никто уже не помнил «ту сцену». Был только дон Орландо, разговаривавший с прилавком. Когда на Фабрике прогудит, тогда да, люди придут выпить глоток, а так никто не зайдет.
— У вас есть тонкая бумага?
— А у тебя есть деньги? За счет твоего отца ничего больше не получишь.
Я не обиделся. Только показал две монеты в один тостао.
— Есть только розовая и желтого цвета.
— Только?
— В сезон воздушных змеев вы лично брали все. Но разве есть разница? Что, разве воздушные змеи разных цветов не поднимаются одинаково?
— Это не для воздушного змея. Я буду делать свой первый шар. И хочу, чтобы мой первый шар был самый красивый на свете.
Нельзя было терять время. Если побегу в лавку Чико Франко, то потеряю много времени.
— Ладно, возьму это.
Сейчас все было по-другому. Я поставил стул рядом со столом и посадил на него Луиса, чтобы он мог все хорошо видеть.
— Ты будешь сидеть спокойно, обещаешь? Зезе будет делать сложнейшую вещь. Когда ты вырастешь, я научу тебя и ничего с тебя не возьму.
Начало быстро темнеть и я работал. На фабрике зазвучал гудок. Надо было поторопиться. Жандира уже ставила тарелки на стол. Она считала, что нас надо было накормить пораньше, чтобы затем мы не беспокоили старших.
— Зезe!.. Луис!..
Крик был такой силы, как будто кто-то находился в Мурунду[33]. Спустил Луиса со стула и сказал ему:
— Иди ты первый, я тоже уже иду.
— Зезe!.. Иди немедленно или увидишь!
— Уже иду!
Чертовка была в плохом настроении. Наверное, поссорилась с кем-либо из своих ухажеров. С конца или начала улицы.
Как, некстати, хвост уже высыхал, а крахмал склеивал пальцы, затрудняя работу.
Раздался еще более сильный крик. И почти не было света для работы.
— Зезe!..
Вот оно. Все пропало. Она уже идет разъяренная.
— Ты думаешь, я твоя прислуга? Сейчас же иди кушать.
Она резко вошла в залу и схватила меня за уши. Потащила меня в столовую и бросила на стол. Это меня разозлило.
— Не буду кушать. Не буду кушать. Не буду кушать! Я хочу закончить свой шар.
Я вырвался и бросился бегом в залу.
