— Там больше ничего нет.
— Ты не умеешь хорошо искать. Подожди здесь, я поищу тебе дерево.
Чуть позже мы пошли вместе. Она осмотрела апельсины.
— Тебе не нравится вон то? Красивый апельсин.
Ни один из них мне не нравился. Тем более этот. Ни тот другой, никакой. На всех было много колючек.
— Чем брать этих уродов, лучше выберу дерево апельсина-лима.
— Которое?
Мы пошли туда, где оно находилось.
— Однако, какое красивое деревце апельсина-лима! Смотри, на нем нет даже колючек. И имеет столько особенностей, что уже издалека видно, что это дерево апельсина-лима. Если бы я была твоего роста, то ничего другого бы не захотела.
— Но я хотел большое дерево.
— Подумай хорошо, Зезе. Оно пока еще очень маленькое. Со временем станет большим апельсином. Таким образом, вы будете расти вместе. Вы будете понимать друг друга как братья. Ты видел эту ветку? Да, оно единственное на нем, но похоже на лошадку, на которую ты можешь сесть!
Я чувствовал себя самым несчастным на свете. Вспомнил случай с бутылкой от напитка в которой находились фигурки шотландских ангелов. Лалa сказала, что вот это ее. Глория выбрала себе другую. Еще одну фигурку выбрал себе Тотока. А я? В итоге мне досталась та фигура, которая была позади и почти без крыльев. Четвертый шотландский ангел, который даже не был целым ангелом…. Мне всегда доставалось последнему. Вот когда я вырасту, они увидят. Куплю амазонскую сельву и все деревья, упирающиеся в небо, будут моими. Куплю целый склад бутылок с ангелами и никому не дам даже кусочка крыла.
Я рассердился. Сидя на земле, я перенес свою досаду на мое дерево апельсина-лима. Глория удалилась смеясь.
— Эта неприятность не продлится долго, Зезе. В конце концов, ты поймешь, что я прав.
Я воткнул в землю палочку и перестал всхлипывать. Говорил голос, который шел непонятно откуда, близко к моему сердцу.
— Думаю, что твоя сестра права.
— Все люди всегда правы, единственный, кто никогда не прав это я.
— Это не так. Если ты хорошенько меня разглядишь, то поймешь.
Я поднялся, испуганно и посмотрел на деревце. Было странно, конечно я всегда разговаривал с любой вещью, но полагал, что разговор со мною вела моя внутренняя птичка.
— Ты вправду говоришь?
— Разве ты меня не слышишь?
И тихо засмеялся. Но получилось громко, на всю усадьбу. Меня съедало любопытство.
— А откуда ты говоришь?
— Деревья говорят всеми своими частями: листьями, ветками, корнями. Хочешь посмотреть? Прислони свое ухо к моему стволу и услышишь, как бьется мое сердце.
Я остановился в нерешительности, однако видя его размер, осмелел. Прислонил ухо, и откуда-то издалека что-то издавало тик…так…тик…так…
Видел?
— Скажи мне, все люди знают, что ты разговариваешь?
— Нет. Только ты.
— Правда?
— Могу поклясться. Одна фея сказала мне, что когда один мальчик похожий на тебя, станет твоим другом, то я смогу говорить и стану очень счастливым.
— Ты подождешь?
— О чем ты?
— Пока я не перееду. Осталась еще одна неделя. До этого, ты не забудешь, как разговаривать?
— Никогда. То есть, только для тебя. Ты хочешь посмотреть какой я мягкий?
— Какой ты?..
— Влезь на мою ветку. Я подчинился.
— А сейчас раскачивайся понемножку и закрой глаза.
Я сделал то, он велел.
— Ну как? Хоть раз в жизни ты имел лошадку лучше?
— Никогда. Это так удивительно. Я отдам своему младшему братишке лошадку «Луч Луны». Ты знаешь, тебе очень понравится мой брат.
Я спустился, уже обожая мое дерево апельсина-лима.
— Слушай, я сделаю следующее. По возможности, пока мы не переедем, я буду приходить, и разговаривать немного с тобой…. А сейчас мне надо идти, уже все уходят.
— Но ведь друзья не прощаются так.
— Тсс! Она идет сюда.
Глория подошла в тот момент, когда я его обнимал.
— Прощай, друг! Ты самое красивое, что есть на свете!
— Я же говорила тебе?
— Да, ты сказала. А сейчас, если бы вы предложили мне поменять манго и тамаринд на мое дерево, я бы не захотел.
Она нежно провела своей рукой по моей голове.
— Головка… головка!.. Мы вышли, взявшись за руки.
— Годойя, тебе не кажется, что твое манго немножко кривое.
— Пока это не видно, но кажется, что немного, да.
— А тамаринд Тотоки?
— Он не очень изящный, почему?
— Не знаю, могу ли я тебе об этом говорить. Но однажды я расскажу тебе о чуде, Годойя.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Тощие пальцы бедности
Когда я рассказал о своей проблеме дяде Эдмундо, то он воспринял ее со всей серьезностью.
— Так это тебя беспокоит?
— Да, это. Боюсь, что переезжая в дом, Лусиано не пойдет с нами.
— Считаешь, что летучая мышь тебя очень любит…
— Да, она любит меня…
— От всего сердца?
— Без сомнения.
— Тогда будь уверен, что она пойдет. Возможно, что она задержится с появлением там, но однажды она найдет место и появится!
— Я сообщил уже ей номер дома и улицу, на которой мы будем жить.
— В таком случае еще лучше. Если она не сможет пойти, по каким либо обстоятельствам, то сможет послать своего брата, племянника или любого другого родственника, ты даже не заметишь этого.
Однако я еще сомневался. Чего я добился от того, что дал Лусиано номер и улицу, если он не умел читать? Возможно, он сможет спросить птичек, богомолов или бабочек.
— Не бойся, Зезe, летучие мыши имеют чувство ориентации.
— Что они имеют, дядя?
Он объяснил мне, что такое чувство ориентации, и я еще больше восхищался его образованностью. Решив свою проблему, я отправился на улицу рассказать всем, что нас ожидал — переезд. Большинство взрослых людей говорили мне радостно, жестикулируя: