Лариса Сергеевна завела машину. Сергей Павлович тепло попрощался с Митиным, пригласил еще раз приехать, когда созреют плоды. Федор Федорович обещал. Митин сел на переднее сидение, рядом с Андреевой. Машина тронулась.
- Хорошо у вас на даче, честное слово, я так хорошо и приятно давно не отдыхал. Спасибо за приглашение, я обязательно постараюсь вырваться, - обещал, прощаясь, Митин.
- Спасибо вам, Федор Федорович, что нашли время для меня, что поддержали, - Лариса замолчала.
- Бог мой, Ларисочка, чем я вас поддержал, вы сами умнейшая женщина и все поймете, но скажу еще раз, не надо черстветь душой, и один человек еще ничего не значит, из-за одного таить обиду на всех. Я думаю, у вас все получится, вы будете работать и останетесь честным судьей Андреевой. Меркулов, я знаю, не дает вам в производство дела с сомнительным приговором, который уже вынесен до суда и его только надо озвучить.
Митин улыбнулся и по-отцовски провел ладонью по волосам Ларисы.
- Это уже легенды, Федор Федорович, я самый обыкновенный советский судья, - Лариса улыбнулась.
Подъехали к трассе, вышли из машины. Со стороны Урыва в облцентр ехала машина уже с включенными фарами. Лариса подняла руку. Остановилась 'Волга', в салоне трое: двое мужчин и женщина.
- Извините, до города не подбросите? - попросила Лариса.
- Вас с удовольствием хоть на край света, - пошутил молодой водитель 'Волги'.
- Спасибо, но не меня, вот товарища,- улыбнулась Лариса.
- Товарища тоже подвезем, но если честно - с меньшим удовольствием, чем вас, - снова пошутил водитель.
Митин сел сзади рядом с женщиной. 'Волга' тронулась. Лариса постояла, глядя на удаляющиеся красные огоньки габаритов, пока огоньки не исчезли совсем. Села в свои 'Жигули' и снова улыбнулась.
- Какой прекрасный человек Митин и говорил то же, что и все, но от него веет добротой. Здоровья вам и долгих лет жизни, - вслух произнесла Лариса, - добрый вы наш человек.
После отпуска Лариса Сергеевна Андреева снова стала работать народным судьей в областном суде.
- 30 -
В дверь настойчиво звонили. Вика лежала с открытыми глазами, плохо соображая, что звонят в ее дверь. В комнате почти темно, поднесла к глазам часы - 21.00. Кого еще принесло? В голове гудело. После выписки из больницы ни один день, наверное, не обходился без спиртного. Кавказские новые друзья всегда были щедрые на угощения. Вино расслабляло, забывались все проблемы, о них просто не хотелось думать.
'Будь что будет. Какое-то решение все равно будет', - успокаивала себя Вика.
После того, как Гиви выслали, она снова осталась без работы, но в тот же день подошел к ней Сулейман, азербайджанец, который был у них теперь за старшего, и предложил торговать фруктами. Вика сразу согласилась, и дальше тот же сценарий. Сулейман, возраст которого Вика не могла даже определить, на третий день заявился к ней и, почти не скрывая, открыто предложил, как он выразился, 'подработку' и назвал сумму за ночь. Сумму хорошую. Вика, даже не задумываясь, согласилась.
- Какая мораль... - успокаивала она себя, когда Сулейман ушел довольный и сказал, что она будет только его, и если кто-то из кавказцев будет к ней приставать, пусть она ссылается на него. - Какая мораль, весь мир бардак, а бабы... Да и любовники-кавказцы искуснее наших мужиков.
- Ты сделала мне очень хорошо. Я люблю таких раскованных женщин. Будешь такой умницей, я найду продавщицу, ты на рынке не будешь работать, - пообещал Вике Сулейман.
Дни шли однообразно. Днем рынок, вечером приходил Сулейман с неизменными угощениями и вином. Сначала часто, потом все реже и реже. Деньги быстро кончались, и их количество зависело от того, как часто приходил Сулейман, он всегда оставлял ей деньги. Ее зарплаты хватало лишь на самые необходимые продукты и сигареты. Вика привыкла к сигаретам еще с роддома. Вика сама подошла к молодому грузину Отару, торговавшему виноградом.
- Отарчик, ты еще меня не расхотел? - улыбаясь, кокетливо спросила Вика.
- Что ты, дорогая. Еще больше хочу, мамой клянусь, каждую ночь снишься.
- Приходи сегодня вечером по адресу... - Вика назвала сумму и адрес. На квартиру по улице Шендрикова вести Отара она не решилась. Кавказцы - диаспора дружная, хотя и враждуют между разными национальностями, и ее могли быстро вычислить и сдать Сулейману. В доме напротив двое кавказцев тоже снимали квартиру. Вика пригласила Отара в дом к своей новой подруге, с которой подружилась на рынке. Зина тоже любила выпить и мужчин не обходила.
- Для здоровья, - любила повторять Зина после очередной рюмки.
Новая подруга за бутылку водки сдала ей времянку на ночь. Потом она была у Зины с Отаром еще раз, потом уже была с другими. Чувства притуплялись после выпитого. Вика давала волю своей необузданной фантазии, отчего кавказцы были в восторге.
- Какая разница, Сулейман или Ахмед. Все они кобели, и всем им надо одно. Эти чурки в аулах своих баб не видят. Они все отдадут за ночь, - говорила себе Вика.
Все снова наладилось, появились деньги. А деньги, как считала Вика, это все: свобода, благополучие. Вика жила как в забытье, как во сне, сегодня хорошо, а завтра...
Сегодня Вика не была на рынке, ей с утра не здоровилось. Озноб, температура. Днем она пила с Гендосом.В дверь настойчиво продолжали звонить. Вика, пошатываясь, пошла открывать.
- Кто? - спросила Вика, подойдя к двери.
- Я, Викуля, открой, пожалуйста, - голос Сулеймана.
На сердце у Вики, не зная от чего, стало тревожно, но не открыть она не могла. Сулейман пришел с двумя молодыми кавказцами, скорее всего азербайджанцами. Вика раньше их на рынке не видела. Все трое молча зашли, прошли обутые в комнату. Это был дурной знак, что-то произошло или что-то узнал Сулейман. Азербайджанцы, несмотря на разговоры об их нечистоплотности, уважали чистоту, и Сулейман всегда разувался и надевал комнатные тапочки. На рынке все побаивались Сулеймана, хотя и, подвыпив, признавались Вике, что он сам себя считает лидером. Главным его никто никогда не выбирал на эту роль. Все трое молчали, первый заговорил Сулейман с сильным, видимо, от волнения, южным акцентом. Спокойно он говорил по-русски чисто.
- Что, сучка похотливая, тебя живьем на куски резать или сначала задушить?
Удар, сильный удар сбил Вику с ног, в глазах мелькнули искры. Один из молодых кавказцев резко, без замаха, ударил ее в лицо. Кровь хлынула с разбитых губ, носа. Вика почувствовала во рту горечь крови и выбитые зубы. Еще удар ногой в живот.
- За что, Сулейман? - прохрипела, задыхаясь от удара в живот, Вика. - За что?
- Ты, мразь, еще не подохла? Ты чем меня наградила? Ты хоть помнишь, похотливая сука, с кем спала последний месяц? Называй, быстро...
Еще удар в голову ногой. В голове загудело, стало невыносимо жарко и тошно. Кровь хлынула изо рта, ушей, заливая ковер, на котором лежала Вика.
- Я наградила? Я же комиссию прохожу, Сулейман, - Вика зарыдала, она знала, что лжет. Последние три месяца она просто давала медсестре деньги за отметку в медицинской книжке и никаких мазков не сдавала. Все на рынке продавалось и покупалось и штамп с отметкой 'здоров' в медкнижке тоже. Это знал, конечно, и Сулейман, и он, наверное, уже спросил об этом медсестру.
