Библия Ветхозаветной Церкви

Библия Ветхозаветной Церкви

Текстовые свидетельства каноничности Ветхого Завета

Введение Понятие каноничности

Понятие каноничности связано с фундаментальным представлением о том, что то или иное божество в той или иной форме передало человеку свое слово и человек в точности его записал. Слово это затем признавалось богодухновенным и принималось в качестве обязательного и непогрешимого правила веры и практики, первоисточника всякого закона. Затем его начинали передавать из поколения в поколение: ведь полученное и записанное человеком слово было Божьим откровением.

Когда речь заходит о ветхозаветных книгах, понятие каноничности не следует путать с процессом объединения ветхозаветных книг в одно целое, организацией древних ветхозаветных свитков в единый свод, или кодекс, документов — Ветхий Завет в известном нам виде. Это чисто механический процесс, который стал возможным благодаря технологическим достижениям первого века н. э., уже после написания Ветхого Завета (хотя раввины еще долгое время продолжали пользоваться исключительно свитками). Возникновение единого свода богодухновенных писаний вполне понятно: он был удобнее множества громоздких и тяжелых свитков; но этот свод нельзя путать с каноном, поскольку идея каноничности, или общности, священных писаний, появилась гораздо раньше объединения их в один сборник.

Вот уже больше ста лет возникновение понятия о ветхозаветном каноне относится критиками к более позднему периоду библейской истории. С точки зрения немецких критиков, понятие канона возникло среди фарисеев после вавилонского пленения и является догматическим продуктом их учения. Английские критики, как правило, считают, что зарождение этого понятия совпало по времени с реформами Иосии.[1] Приверженцы этих взглядов предприняли попытки найти в одном из вышеупомянутых периодов свидетельства того, что канон ветхозаветных книг был закрыт. Но когда же закрылся ветхозаветный канон? По общему согласию критиков, пределы ветхозаветного канона были определены на Ямнийском Соборе, состоявшемся около 90 года н. э. Однако Сид Лейман (Sid Leiman) и другие исследователи привели убедительные доводы в пользу того, что Ямнийский собор не имел никакого отношения к закрытию ветхозаветного канона. Они показали, что Ямнийский собор был не церковным собором или синодом, а ученым советом, решения которого не рассматривались как вероучительная норма. Кроме того, из еврейских источников мы знаем, что на Ямнийском соборе обсуждались всего лишь несколько книг из так называемых Писаний, третьей части еврейской Библии, каноничность которых не оспаривалась.[2]

В сущности, все попытки найти какие–либо факты в пользу того, что канон Ветхого Завета был закрыт в Ямнии, тщетны. Раввинская литература и сочинения иудейского историка Иосифа Флавия, современника Ямнийского собора, изобилуют свидетельствами в пользу традиционного иудейского взгляда, согласно которому в книги Ветхого Завета не было внесено никаких изменений после V века до н. э.

Мнение о том, что понятие канона сложилось в конце ветхозаветной эры, не учитывает двух важных аспектов ветхозаветного канона. Во–первых, сам Ветхий Завет постоянно и однозначно говорит о самом себе как о Слове Божьем. Какую бы часть Ветхого Завета вы ни взяли, везде об этих писаниях говорится как об авторитетном, богодухновенном слове. Не больше и не меньше. Слова из 2 Цар. 23,1–3: «Дух Господень говорит во мне, и слово Его на языке у меня» — лейтмотив всего Ветхого Завета. Его страницы полны подобных высказываний. Канон формировался под влиянием идеи о Божественном происхождении ветхозаветных книг.

Во–вторых, понятие записанного Божественного откровения было характерной чертой ближневосточной культуры тех времен, с которой Ветхий Завет был, несомненно, тесно связан. В древних культурах, как показывают исследования, существовало свое понятие канона, которое имело много общего с понятием ветхозаветного канона. Это вовсе не значит, что еврейское понимание священного Писания было порождено небиблейскими источниками, содержавшими в себе общее с Ветхим Заветом понятие канона, и что между этими источниками не существовало значительных отличий.[3] Но мы можем сказать, что в контексте древних представлений о каноне, характерных для культуры Ближнего Востока, притязания Ветхого Завета на Божественное происхождение и авторитетность не были чем–то чуждым и нетипичным для той культурной среды. Рассматривать понятие канона как продукт VII века или как порождение постбиблейской эры нет никакой необходимости. Запись и скрупулезное хранение книг, почитавшихся как источник Божественного откровения, были известны в Израиле до вавилонского пленения. Это заключение мы проиллюстрируем с помощью нижеследующих цитат, преимущественно египетского и месопотамского происхождения.

Начнем с так называемой поэмы Эрры, но не потому, что это древнейшее из дошедших до нас письменных свидетельств, а потому что она представляет собой убедительное текстовое доказательство формирования древних канонов. Из всех сохранившихся небиблейских свидетельств в этой поэме теория формирования канонов отражена наиболее полно. Поэма состоит из семисот пятидесяти строк, приписываемых аккадскому богу Эрре. Написание поэмы датируется примерно XII — VIII вв. до н. э.[4] Эпилог, небольшое примечание в конце поэмы, гласит, что ее записал и размножил книжник по имени Кабти–илани–Мардук, и что он не прибавил к ней ни единого слова, и не пропустил ни единой строки из того, что было открыто ему богом. После написания это откровение было принесено в храм бога Эрры. Далее мы приводим фрагмент эпилога:

Составителем этой таблички был Кабти–илани–Мардук, сын Дабиби: (бог) ниспослал ему это откровение во время ночи и утром, когда он пересказал его, не пропустив ни единой (строки), не добавив ни единой строки (от себя). Книжник, сохранивший в памяти эти слова, избежит вражеской страны (и) будет почитаем в своей собственной. В святилище (тех) мудрецов, которые постоянно поминают мое имя, я дарую им мудрость. Дому, в котором хранится эта табличка…

В вышеприведенном фрагменте присутствуют указания почти на все элементы ветхозаветного канона: (1) божество говорит, и его слова записываются; (2) слова бога передаются переписчиками с точностью и скрупулезностью; (3) соблюдающим слова бога обещается благословение, а не соблюдающим — проклятие, что подразумевает власть этого бога над человеком; (4) слова бога хранятся в святилище. Эти же компоненты можно найти и во многих других свидетельствах ближневосточной литературы. Из всего вышесказанного можно сделать несколько выводов.

(1) Многие народы античного мира верили, что бог ниспослал им особые откровения, впоследствии ими записанные, и что они имеют в этих записях подлинное слово от бога. Такие представления, судя по всему, были широко распространены в древнем мире. В большинстве рукописей древнего Египта и Месопотамии мы находим однозначные заявления о том, что эти тексты являются словом того или иного божества. Например, в гимне «Амон, единый Бог», написанном во время правления XIX египетской династии (1314– 1194 гг. до н. э.), утверждается, что эти слова были посланы с неба, услышаны в Гелиополисе и составлены в единое послание богом Тотом[5]. В начале другого гимна, который назывался «Победоносный царь» и был написан для воспевания победы Тутмоса III (1504— 1450 гг. до н. э.), говорится, что это слова Амона–Ра, владыки тронов Обеих Земель.[6]

Тексты пирамид, начертания, вырезанные на стенах древнеегипетских усыпальниц и представляющие собой старейший свод египетской религиозной литературы, содержат цитаты, приписываемые