присутствии всего израильского общества, и утвержден старейшинами как официальными представителями народа. Старейшины видели Бога, ели и пили с Ним и тем самым утвердили Книгу Завета, принятую всем народом как Божье откровение.
Следует добавить несколько слов о реакции народа. Публичное признание Божественных откровений письменным сводом законов, обязательным для исполнения всем народом, Роджер Беквит (Roger Beckwith) совершенно верно включил в рубрику «факты каноничности».[33] Каноничный документ включает в себя признание, одобрение и принятие того или иного правила веры, и Беквит приводит еще два события израильской истории, когда народ присягает на верность («факт каноничности») Моисееву законодательству. Речь идет о двух совершенно разных периодах в истории Израиля — о периоде царств (4 Цар. 23, 3; 2 Пар. 34, 31–33) и о периоде после вавилонского плена (Неем. 8, 9.14–17). Роджер Беквит мог бы добавить, что все случаи общенационального признания законов Господа подразумевают нечто большее, чем просто словесное одобрение. Все, с чем израильтяне соглашались устами, подтверждалось и их делами. Ведь одобрение, о котором идет речь, влекло за собой серьезные последствия для всего народа: устроение скинии (Исх. 25, 22; 26, 30; 39, 32.42), преобразования царя Иосии (2 Пар. 34, 33) и существенное возрождение израильской религиозной системы при Ездре (Неем. 8,12–17; 10,30–39). Все эти события связаны с общенациональным признанием авторитетного Слова Божьего. Среди примеров публичного признания народом авторитетного свода Божественных откровений можно упомянуть также событие, произошедшее во времена Иисуса Навина. Автор Книги Иисуса Навина делает особый упор на то, что при совершении церемонии, описанной в Нав. 8, 30–35, присутствовал весь Израиль (Нав. 8, 33.35). Здесь говорится, что Иисус Навин скрупулезно записал и провозгласил закон Моисеев в присутствии всего народа, и хотя в тексте нет никаких упоминаний о всенародном одобрении прочитанного, думаю, у нас есть все основания полагать, что это подразумевается (ср. Втор. 27, 1–8).
Последняя публичная ратификация совершается после того, как Моисей провел на горе Синай вторые сорок дней и сорок ночей. В результате инцидента с золотым тельцом завет с Богом был нарушен. Но по ходатайству Моисея (Исх. 33), обретшему благоволение в очах Господа, Израиль был помилован. Бог снова будет обитать со Своим народом. Мы видим, что все повторяется и что это стало необходимым вследствие греха, совершенного израильтянами. Моисей снова взошел на гору, чтобы получить от Бога законы и заповеди, начертанные, как и в прошлый раз, на каменных Скрижалях.
Сопровождалось ли второе восхождение Моисея на гору яркими знамениями богоявления, сказать сложно. В тексте об этом умалчивается. В Исх. 34, в отличие от Исх. 19, о великих знамениях ничего не говорится, но, возможно, в этом и не было необходимости. Ведь в этот раз, когда Моисей спускается с горы, его лицо сияет отблеском славы Божьей. Это сияние видели все: Аарон, старейшины и весь Израиль устрашились вида Моисея и боялись приблизиться к нему, так же как в прошлый раз, когда все общество вострепетало от ужаса богоявления (Исх. 34, 29–35). Моисей утешает их, и далее в тексте говорится, что всякий раз, когда Моисей входил в присутствие Божье, — очевидно, в скинии собрания — лицо Его сияло в присутствии всего Израиля.[34] Это также было видимым подтверждением того, что Слово воистину пришло от Бога.[35]
Позднее эти законы были названы «откровением» и помещены в ковчег завета (Исх. 25,16; 40,20), что является еще одним «фактом каноничности».[36]
Термин «откровение» может использоваться в значении
Глава 2. Пятикнижие и канон
В этой главе мы продолжаем приводить доводы в пользу того, что если есть очевидцы знамений Божьего благоволения к авторам тех или иных писаний, эти писания признаются авторитетными, или каноническими. Повествование о Синае свидетельствует об этом весьма красноречиво (см. предыдущую главу). Пытаться отыскать в Ветхом Завете другие причины признания Израилем библейского канона (внутренний характер закона, служение его составителей, общая тематика, публичное чтение законов в ходе праздников и т. п.) — пустое занятие.[38] Подобные рассуждения не могут дать адекватного объяснения причин, приведших к возникновению ветхозаветного канона. Однако это не значит, что при записывании Божественных откровений боговдохновенные авторы не учитывали множества разных факторов. В этой связи было бы полезно сказать несколько слов о том, каким образом содержание Книги Второзаконие свидетельствует в пользу ее авторитетности, а также объяснить, откуда авторы Второзакония черпали свои сведения. Большую роль здесь играет характер закона, главным образом Десяти Заповедей и книги завета.
Закон — это воплощение власти, авторитета. В широком смысле слова закон имеет вполне однозначное применение: он налагает на всех, кто находится в его юрисдикции, четкие и ясные предписания. Закон практически синонимичен власти, и потому связь между авторитетом и каноном прослеживается весьма четко.[39] Пренебрежение синайскими законами трактовалось как бунт против власти Божьей. Таким образом, Ветхий Завет с самого момента своего зачатия являлся воплощением авторитетной власти. С психологической точки зрения, слово Божье, явившееся в виде закона, само по себе должно было повергнуть израильтян в великий трепет, даже если бы они не испытывали ужас явления Божьего величия на Синае.
Сначала народ израильский услышал возвещение Божьих законов, которые пока ограничивались Десятью Заповедями (Втор. 5, 22). Повеления Божьи были провозглашены в присутствии всего Израиля. После этого им было возвещено, что Бог, пребывавший во мраке, в который Моисей вошел на глазах у всего народа, записал Десять Заповедей на каменных скрижалях, с обеих сторон, как обычно составлялись в те времена соглашения между двумя народами (Исх. 32, 16.16; Втор. 5, 22). Законы эти были начертаны «перстом Божьим» — выражение, придающее этому событию особую значимость .[40]
Законы Божьи были вырезаны в камне. Этот факт сам по себе создает впечатление неизменности и незыблемости Божьих откровений. Как гласит Книга Иова 19, 23–24: «О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге резцом железным с оловом, — на вечное время на камне». Поскольку иудеи могли отречься от своих злых путей не более чем «ефиоплянин (может) переменить кожу свою и барс — пятна свои», Иеремия, преуспевший в изобретении ярких образов для израильского беззакония, изображает грехи избранного народа начертанными железным резцом, алмазным острием на скрижали сердца их вместо закона (Иер. 17, 1). Иудея уже не могла измениться (и потому нуждалась в новом завете). Десять Заповедей также были начертаны на каменных скрижалях, что свидетельствовало об их неизменности. Их стиль, по большей части, доносил ту же идею. Заповеди были написаны в апофатической, аподиктической манере, что является еще одним указанием на то, что Декалог был дан как вечное и неизменное правило для всех народов во все времена. Согласно исследованию Джона Брайта (John Bright), наиболее распространенным способом обозначения вечного запрета, неизменного во все времена, была запретительная частица
Большая часть законов, однако, не провозглашалась всему народу устно, и, насколько нам известно, изначально они не были записаны на каменных скрижалях. Когда окончился ритуал заключения завета (Исх. 24, 12–18), Моисей снова взошел на гору. Вместо себя он оставил в стане Аарона и Ора, чтобы они решали все споры в его отсутствие. Слава Господня, подобная огню поедающему, и облако, в которое была
