— Да! И вытащила тебя из безумия.
Разбит в щепы древний трон Кадма, сломан жезл, обманчивый дар Дедала, раскиданы клочки чьих-то одежд. Обо всем этом надо будет подумать. Потом. Улыбнувшись, он протягивает ей руку — которая замирает на полпути. На ней...
— А эта кровь?
В первый раз Медея колеблется:
— Эта кровь... Это кровь твоих детей.
ЭПИСОДИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ
Настает день, когда несколько почтенных старейшин мессенского Трикка — но далеко не все — входят в опустевший дом, где поселился избавивший город от чумы Человек-с-гор.
— Посвятительные дары готовы, — говорит один из них.
— Благодарю вас, отцы, — произносит тот, встав им навстречу.
Его многое больше не удивляет. И он знает, что это лишь начало. Не для того они пришли, чтобы поведать о завершенной ремесленниками работе.
— Стрелы чумы скосили прежних царей города, — торжественно произносит один из старцев. — Срезан под корень их род. Получив оракул дельфийского бога, мы пришли предложить тебе корону царя Трикка.
— Дельфийский бог посоветовал вам это сделать? — с интересом спрашивает Человек-с-гор, слыша в ответ нестройное «да». — А что скажет народ Трикка?
— Народ будет рад видеть своим царем того, кто приведенный сюда рукой бога, спас его от чумы.
Недолгая пауза. Ему подают табличку, текст на которой выжжен раскаленным металлом.
— Что же, если таково решение старейшин, воля народа и совет дельфийского бога, я принимаю власть в Трикке...
Оставшись один, Человек-с-гор не может избавиться от странного чувства — все произошедшее было фальшивой игрой, в которой никто так не сумел убедительно сыграть своей роли.
Усадив гостя поближе к жаровне и подальше от сквозняка, Тесей подает ему чашу.
— Превосходное вино!
— Благодарю. У меня к тебе важное дело, Феак.
Темные глаза бывалого кормчего, видавшего, как вымеривают глубины нильские лоцманы, как сплавляют ливанский кедр, как промывают золото в реках Колхиды, как, суля перемену ветров, стелется дым над вулканами островов Эола, непроницаемы:
— Я весь во внимании, — подтверждает он.
— Никто лучше тебя, Феак, не проведет корабля в путанице Кикладского архипелага, не выберет наилучшего курса, не найдет пути по звездам...
Тесей делает паузу, достаточную для того, чтобы кормчий сумел блеснуть своей скромностью:
— Не такая уж хитрая штука. У меня нет секретов от наследника Эгея. Все просто. Есть в небесах созвездие, которое критяне называют Быком, прочие же народы — кто Повозкой, кто Медведицей, и созвездие это единственное, непричастное к купанию в водах Океана. Четыре звезды сложены в неправильный четырехугольник, остальные же подобны кривому хвосту, у кончика которого приютилась еще одна звезда...
— Ну хватит, Феак! — наследник Эгея улыбается. — Будь все так просто, в море мог бы выйти любой дурак. Однако я послал за тобой.
— Так что же нужно сыну Эгея?
И почему эти финикийцы — такой пронырливый народ? В их жилах до сих пор стучит кровь степных кочевников, носовые окончания кораблей украшены конскими головами, в поисках мест добычи пурпура они бросали якоря во всех концах Моря Среди Земель, их фактории торгуют со всеми народами Ойкумены — когда это выгодно, разумеется. Когда невыгодно, их просто грабят...
— Очень скоро я отправлюсь в плаванье.
— Подходящее время. Говорят, уже видели первую ласточку — так что скоро задуют западные ветра. Хотя, лучше всего...
— Мне нужен кормчий, Феак. Знающий море, отважный, решительный — и умеющий ждать. Я согласен довериться только тебе.
— От такого предложения невозможно отказаться.
— Тогда еще одна просьба — сказанное сегодня должно остаться между нами.
Тесей делает паузу.
— Клянусь Меликертом! — произносит Феак.
Тирский бог Меликерт в Афинах — клятвозаверитель редкостный. Впрочем, кем только не клянутся люди?
— Близится срок платить критскую дань, — говорит Тесей. — Жребий уже выбрал жертвы, так что осталось только столкнуть на воду корабль, укрепить весла в уключинах и развернуть черный парус. Пока очень немногие знают, что я отправлюсь в числе семерых.
— Жертвой?
— Нет! Избавителем. Подумай, Феак, еще не поздно. Принесешь новую клятву и уйдешь, оставив все узнанное при себе.
— К удаче или смерти — я намерен последовать за сыном Эгея!
— Поверь мне — этого я не забуду.
Говорят, финикийцем был и Кадм. Родом из страны Ханаан, причудами судьбы он оказался, в конце концов, занесенным в Беотию, где следуя пророчеству пифии, основал Фивы в том месте, на которое улеглась священная корова. Хотя, может быть, это и сказка. Города не строят где попало, а в корове, животном почтенном во многих отношениях, не стоит предполагать особой стратегической и коммерческой мудрости.
— Ты ведь бывал в Кноссе, Феак? Что знаешь ты о Лабиринте?
— То же, что и все — слухи, очень похожие на затейливое вранье.
— А именно?
— Говорят, что его выстроил Дедал, чтобы Минос имел куда упрятать от людей и света солнца Минотавра — жуткое порождение противоестественной связи царицы Пасифаи с белым быком Посейдона.
— Странно звучит, а, Феак? Как может женщина, да еще царица, воспылать страстью к быку? Не говоря уже о способе...
Улыбка Феака скрыта под ухоженной бородой:
— Но ведь женщина! А разве дано кому-нибудь понять причины женских причуд? Почему так часто они выбирают предметом своей страсти подлинные исчадия преисподней? Очевидно, их сладострастие, когда ему дается воля, требует, в конце концов, чтобы красота была униженна уродством. Что же до способа, то опять же, рассказывают, что изнывающая от страсти царица упросила Дедала изготовить деревянную корову, находясь в которой...
— Что ты знаешь о самом Лабиринте, Феак?
— Говорят, что это огромное, запутанное здание с множеством комнат и галерей, что незнакомый с его переходами человек должен неминуемо заблудиться в нем... Впрочем, то же самое, теми же словами, рассказывают о Кносском дворце — можно подумать, люди путают одно с другим.
