бы к нему на помощь, — горячо воскликнула молодая графиня.
— Вольдемар знает о грозящей ему опасности и должен быть благоразумным; теперь не такое время, чтобы играть ею. Если же он, несмотря ни на что, прибегнет к насилию, то пусть сам и отвечает за последствия.
Ванда слегка вздрогнула, заметив взгляд княгини, сопровождавший эти слова.
— И это говорит мать! — воскликнула она.
— Это говорит глубоко оскорбленная мать, которую сын довел до крайности! Он виноват в том, что мы стали друг другу врагами, он, только он. Так пусть же он один отвечает за все, что связано с этой враждой!
В ее голосе звучала ледяная холодность, в нем не было и следа материнского чувства. Она собиралась выйти, чтобы приготовиться к отъезду, но тут ее взгляд упал на Ванду.
Молодая девушка не произнесла ни слова, но ее взгляд с такой угрюмой решимостью встретился с глазами тетки, что та остановилась.
— Я хотела бы напомнить тебе одно, — сказала княгиня, и ее рука тяжело легла на руку племянницы, — если я не предупреждаю Вольдемара, то это не смеет сделать и никто другой, потому что это будет изменой нашему делу. Почему ты так вздрогнула при этом слове? А как бы ты оценила, если бы владелец Вилицы получил — хотя бы через третьи или четвертые руки — известия, которые открыли бы ему наши тайны? Ванда, до сих пор Моринским еще никогда не приходилось раскаиваться в том, что они доверяли свои планы женщинам из своей семьи. Между ними еще никогда не было изменниц!
— Тетя! — Ванда воскликнула с таким ужасом, что княгиня медленно сняла свою руку с ее руки.
— Я только хотела втолковать тебе, что тут поставлено на карту, — продолжала княгиня, — и думаю, что ты захочешь прямо посмотреть отцу в глаза, когда он вернется обратно. Как ты после того смертельного страха, который теперь снедает тебя, и который ты тщетно стараешься скрыть, встретишь взгляд Льва, это твое дело! Но если бы я когда-нибудь подозревала, что этот удар ожидает Льва и притом со стороны брата, то постаралась бы всеми силами подавить его роковую любовь к тебе, вместо того чтобы поощрять ее. Теперь уже слишком поздно как для него, так и для тебя; в этом я убедилась только что.
Молодой графине не пришлось что-либо отвечать, так как в эту минуту вошел Павел с докладом, что лошади поданы. Десять минут спустя княгиня была готова и садилась в ожидавшие ее сани. Прощание с племянницей было непродолжительным и происходило в присутствии слуги, но Ванда прекрасно поняла взгляд, который бросила ей тетка. Она молча положила свою холодную как лед руку на руку княгини и та, казалось, удовлетворилась этим безмолвным обещанием.
Молодая графиня, наконец, осталась наедине с собой и со своей тревогой, указывавшей ей на опасность, которой не хотела верить мать. Ванда стояла у письменного стола, на котором еще лежали письма отца и Льва. Несколько слов, набросанных на бумагу и посланных в Вилицу, могли предотвратить все. Молодая девушка была достаточно посвящена в планы организации и знала, какое значение имело пограничное лесничество; там хранилась часть оружия, а потому было необходимо иметь преданного человека, на которого можно было бы рассчитывать; удаление лесничего было равносильно потере этого значимого для партии поста.
Нордек редко приезжал в это отдаленное лесничество, так как у него было слишком много дел в Вилице; если он увидит теперь, что там открыто противятся его приказаниям, то без всякого сожаления примет свои меры. А он неминуемо должен будет открыть все, если получит предупреждение, что там ему грозит опасность.
Все это очень четко представилось Ванде, но в то же время ей была ясна опасность, грозившая Вольдемару. Увы! Ужасное слово «измена» парализовало всю силу ее воли. Она сама угрожала Льву своим презрением, когда он в припадке ревности колебался исполнить свой долг, теперь же этот долг повелевал ей не писать тех слов, которые могли избавить Нордека от опасности.
Ванда тщетно искала какой-либо выход, перед ней все время неумолимо стояло грозное «да» или «нет».
Прошло уже более часа, и молодая девушка совершенно обессилела от этой ожесточенной борьбы; ее лицо ясно выражало, что она пережила за этот час; она была не в состоянии больше бороться и даже думать и, в изнеможении опустившись в кресло, закрыла глаза.
Тут перед ней снова тихо выплыло сотканное когда-то из солнечного света и шума моря видение, которое оплело своими чарами два юных сердца, не подозревавших тогда, что оно означало. С того осеннего вечера в лесу оно часто появлялось перед молодой графиней, и никакие усилия воли не могли заставить его исчезнуть. Теперь оно снова стояло перед ней, как бы начертанное волшебной рукой и озаренное ярким золотистым сиянием. Ванда боролась против этого очарования со всей страстностью и энергией своего характера. Она отдалила разлукой и расстоянием человека, которого хотела ненавидеть, потому что он не принадлежал к друзьям ее народа; она искала спасения в этой теперь столь ярко вспыхнувшей вражде обеих наций… но какой смысл имела вся эта отчаянная борьба, когда победа все-таки не была достигнута? Теперь уже больше не могло быть речи о мечте или самообладании. Она знала теперь, какие чары завладели ею тогда на Буковом полуострове; она осознавала, что разорванные нити этих чар начали опутывать ее тогда в лесу и окончательно сковали теперь. Она знала также, какие сокровища открыл ей старый чудесный город — увы! — лишь на несколько мгновений, чтобы затем снова исчезнуть в морской пучине. Только в одном старая легенда не солгала ей; воспоминание о нем не хотело исчезать, тоска не прекращалась, и среди всей этой вражды, борьбы и сопротивления нежно и таинственно звучали из морской глубины волшебные колокола Винеты.
Ванда медленно поднялась. Ужасная борьба в ее душе между любовью и долгом была окончена; эти последние минуты решили все. Она не поспешила к письменному столу и не взялась за перо, а дернула за звонок и позвала слугу. Она опиралась на стол, ее рука дрожала, но лицо было спокойно и выражало твердую решимость.
— Если дело дойдет до крайности, то я вмешаюсь, — дрожащими губами прошептала она. — Его мать совершенно спокойно и равнодушно позволяет ему идти навстречу опасности, ну, так я спасу его!
Опасное лесничество находилось всего на расстоянии получаса ходьбы от границы. Довольно большой красивый дом, назначенный для лесничего и построенный покойным Нордеком, имел теперь запущенный вид, так как в течение двадцати лет совершенно не ремонтировался; теперешний лесничий был обязан своим местом исключительно влиянию княгини, которая воспользовалась смертью его предшественника, чтобы устроить одного из своих приверженцев, который был предан ей телом и душой.
Глава 19
Лес и дом лесничего были еще сильно занесены снегом. В большой комнате первого этажа находился сам лесничий вместе со своими помощниками и несколькими работниками; у всех за плечами были ружья и они, по-видимому, ожидали своего хозяина, но о повиновении, очевидно, не было и речи; насупленные, упрямые лица людей не предвещали ничего хорошего. Тем не менее, все они стояли в данную минуту в почтительных позах, так как с ними была и молодая графиня Моринская.
— Вы поставили нас в скверное положение, Осецкий, — проговорила она. — На вас возлагалась обязанность заботиться о том, чтобы лесничество осталось вне подозрений, а вместо этого вы заводите ссоры с патрулем. Княгиня очень недовольна. Я явилась от ее имени, чтобы еще раз запретить вам какие бы то ни было выходки. Ваше самовольство уже причинило нам много вреда.
Этот упрек, по-видимому, произвел на лесничего впечатление; он опустил глаза, и в его голосе прозвучало нечто вроде раскаяния.
— На этот раз я не мог сдержать своих людей. Ах, если бы только княгиня и вы, ваше сиятельство, знали, каково нам тут сидеть, сложа руки, когда по ту сторону границы идет такая борьба! У всякого терпение лопнет. Если бы я не знал, что мы тут необходимы, то мы уже давно были бы там.
— Вы останетесь здесь! — решительно проговорила Ванда. — Вам известно приказание моего отца; это лесничество непременно должно быть нашим, а там у него людей достаточно. Но теперь главное вот в
