чем: сегодня здесь будет господин Нордек.
— Да, — с насмешкой произнес лесничий, — он хочет заставить нас подчиниться. Повелевать Нордек умеет, но еще вопрос, найдется ли хоть один человек, который захочет ему повиноваться!
— Что вы хотите этим сказать? — спросила графиня. — Разве вы забыли, что Вольдемар Нордек — сын вашей госпожи?
— Князь Баратовский — ее сын и наш господин, — воскликнул лесничий, — если же она и потеряет своего Нордека, то вряд ли будет горевать о нем больше, чем о его отце. Да и вообще это было бы самое лучшее; тогда управлять всем станет княгиня, а молодой князь будет ее наследником, как, в общем, следовало бы.
Ванда побледнела. Так вот до чего довела роковая рознь между матерью и сыном!.. Подчиненные уже хладнокровно рассуждали о том, какие выгоды представляет смерть Вольдемара его ближайшим родным! Ванда чувствовала, что к ней здесь относятся с уважением только как к дочери графа Моринского и племяннице княгини, явившейся от ее имени; если бы только находящиеся здесь догадались, что именно привело ее сюда, то ее власти пришел бы конец, а вместе с тем исчезла бы и возможность спасти Вольдемара. Поэтому молодая девушка поняла, что ей необходимо сохранить полное самообладание.
— Не смейте трогать вашего хозяина, — произнесла она повелительно, но так спокойно, как будто действительно исполняла возложенное на нее поручение. — Что бы ни случилось, княгиня хочет, чтобы ее сын оставался невредимым. Осецкий, вы должны повиноваться во что бы то ни стало — именно этого от вас ждет княгиня. Вы уже разгневали ее однажды своим непослушанием, не делайте этого вторично!
Лесничий с недовольством стукнул своим ружьем о пол, но ни он, ни остальные не решились даже роптать, ведь речь шла о приказании княгини, которая пользовалась авторитетом.
Ванда, безусловно, достигла бы своей цели, если бы имела возможность дольше воздействовать на этих людей. Но в эту минуту подъехали сани, и все посмотрели в окно. Молодая графиня всполошилась; тревожно оглядевшись по сторонам, она скользнула к маленькой двери, находившейся в глубине комнаты, и быстро произнесла:
— Уже! Откройте мне скорее эту дверь, Осецкий! Вы ни одним звуком не должны выдавать мое присутствие!
Лесничий поспешно подчинился; он знал, что молодой хозяин ни в коем случае не должен был видеть здесь графиню Моринскую. Ванда проскользнула в маленькую полутемную каморку; дверь за ней захлопнулась.
Две минуты спустя появился Вольдемар. Он остановился на пороге и долгим взглядом обвел лесников, с ружьями в руках окруживших своего начальника. Затем совершенно спокойно обратился к лесничему:
— Я не предупреждал о своем приезде, Осецкий, но вы, тем не менее, кажется, подготовлены к этому?
— Да, господин Нордек, мы ждем вас, — последовал лаконичный ответ.
— С оружием? Что означают эти ружья в ваших руках? Уберите их!
Предостережение графини Моринской, вероятно, оказало свое действие — лесники повиновались. Лесничий первый поставил ружье, хотя на таком расстоянии, что мог свободно достать его рукой; остальные последовали его примеру.
Вольдемар вошел в комнату.
— Я приехал сюда, Осецкий, чтобы потребовать от вас объяснений по поводу недоразумения, которое произошло вчера, — снова начал он. — Посыльный, вероятно, не понял вашего ответа на мое письменное приказание. Что, собственно, вы поручили мне передать?
Этот краткий, точный вопрос не допускал никаких отговорок и требовал такого же определенного ответа, однако лесничий колебался, у него явно не хватало мужества повторить в лицо своему хозяину то, что он сказал вчера посыльному.
— Я пограничный лесничий, — наконец произнес он, — и думаю, что останусь им, пока нахожусь у вас на службе, господин Нордек. Я отвечаю за свое лесничество, а потому управлять им должен я, а не кто-либо другой.
— Однако вы показали, что неспособны на это, — серьезно ответил Нордек. — Вы или не хотите, или не можете сдерживать ваших людей. Я уже дважды предупреждал вас, вчерашний случай был третьим и последним.
— Я не могу сдержать своих людей, когда они в такое смутное время сталкиваются с солдатами.
— Поэтому-то вы и должны отправиться в Вилицу.
— А мое лесничество?
— Останется под присмотром помощника управляющего Фельнера, пока приедет новый лесничий, который был предназначен для Вилицы, а вы займете его место. Во всяком случае, вы должны завтра же очистить лесничество. Вам, я думаю, известно, что я не отменяю отданных мной приказаний. Дом лесничего в Вилице в данное время пуст. Или вы завтра со всеми вашими людьми переберетесь туда, или же будете уволены.
Среди лесников послышался угрожающий ропот. Осецкий, подойдя вплотную к молодому Нордеку, воскликнул:
— Ого! Так не годится! Я не поденщик, которого сегодня нанимают, а завтра увольняют. Вы можете уволить меня, но до осени я имею право оставаться здесь, так же как мои люди, которых нанял я. Мой участок — пограничное лесничество; другого я не хочу и не пойду никуда. Ну, а если кто-нибудь захочет прогнать меня отсюда, то пусть попробует.
— Вы заблуждаетесь, — ответил Вольдемар, — лесничество принадлежит мне, а лесничий должен подчиняться моим приказаниям. Не предъявляйте прав, которые вы утратили сами, по своей вине. То, что учинили вчера ваши люди, заслуживает лишь строгого наказания, и если вы не подверглись ему, то лишь благодаря моему ходатайству в Л. Вы немедленно подчинитесь моим требованиям, или я сегодня же предложу командующему войсками лесничество в качестве наблюдательного поста, и завтра же здесь будут солдаты.
Осецкий сделал движение, чтобы схватить ружье, но одумался.
— Этого вы не сделаете, господин Нордек, — глухо сказал он.
— Это я сделаю, как только дело дойдет до неповиновения и сопротивления. Решайте! Будете вы завтра в Вилице или нет?
— Нет, десять раз нет! — со страшным раздражением крикнул Осецкий. — Я имею приказание не уступать лесничества.
— Приказание? От кого?
Лесничий спохватился, но было уже поздно; слово было произнесено, и его нельзя было вернуть.
— От кого же вы получили приказ, который так противоречит моему? — повторил молодой хозяин. — От княгини Баратовской?
— А хотя бы и от нее! — злобно проговорил Осецкий. — Княгиня в течение многих лет повелевала нами, почему бы ей не делать этого и теперь?
— Потому что теперь здесь есть хозяин, — холодно ответил Вольдемар. — Значит, вы имеете приказание, во что бы то ни стало оставаться в лесничестве и уступить только силе?
Осецкий молчал. Его неосторожное слово открыло Нордеку, что это сопротивление имело гораздо большее значение, чем он придавал ему.
— Однако все равно, — снова начал он, — не будем говорить о прошедшем, но с завтрашнего дня пограничное лесничество будет передано другому; об остальном мы можем столковаться в Вилице. Значит, до завтра!
Вольдемар повернулся, чтобы уйти, но Осецкий преградил ему дорогу; снова схватив в руки ружье, он воскликнул:
— По-моему, лучше все решить теперь раз и навсегда. Я не уйду отсюда ни в Вилицу, ни куда-либо в другое место; но вы также не уйдете отсюда до тех пор, пока не отмените своего приказания.
Его подчиненные, как по команде, взялись за ружья, и в одну минуту окружили молодого помещика. Однако он, сохранив все свое хладнокровие, спокойно спросил:
