развлечений, чувствует себя одиноким в фантастической Германии, но о влиянии родственников не может быть и речи. С ними у него никаких отношений, исключая кратких посещений больной бабушки, а личное вмешательство в управление или даже в партийные дела вовсе не в его вкусе.
— Конечно, вы должны знать его лучше, — подтвердил Хольгер. — Кроме того, молодому барону, даже если бы он и захотел, было бы трудно управлять своими имениями при нынешних обстоятельствах, потому что как раз теперь требуется исключительная энергия, чтобы удерживать в рамках повиновения этот мятежный народ, ожидающий только предлога для бунта. Малейшее доказательство слабости — и здешнее население обратится против нас и перейдет на сторону неприятеля, в котором видит спасителя и освободителя.
Беседуя, они пересекли прогалину и остановились у подножия холма. Отсюда нечего было и пытаться увидеть что-либо, так как стрельба уже давно затихла, но коль они уже прошли этот путь и Ева ждала их наверху, то решили подняться.
Арнульф между тем вернулся назад, сделав крюк, чтобы не встречаться с графом и наместником. Он так же хорошо заметил их издали, как и они его, и теперь медленно поднимался с берега к просеке.
— Ушли ли, наконец, эти противные господа? — угрюмо бормотал он. — Я не могу встречаться с датчанами; когда-нибудь у меня лопнет терпение, и тогда приключится беда. Я ведь знаю, что они только и ждут повода. Осторожность? Сказать-то легко, а каково сделать, когда внутри тебя все кипит и клокочет, и сам задыхаешься от гнева? Когда это только кончится!
Он направился к оголенному еще лесу, намереваясь пойти тем же путем, каким пришли датчане, как вдруг остановился в изумлении. В лесу что-то двигалось, между деревьями виднелись фигуры семи или восьми человек, быстрыми шагами приближавшихся к нему. Постепенно можно было различить форму; сверкнули ружья. Это был отряд солдат, остановившийся на опушке, недалеко от того места, где стоял Арнульф.
— Стой! — скомандовал предводитель. — Мне нужно сперва сориентироваться, в проклятом лесу теряешь дорогу и направление. Совершенно верно, мы на прибрежном холме. Вот там Штрандгольм, а в пятнадцати минутах ходьбы отсюда усадьба Янсена. Дорога идет туда! Вперед!
— Капитан Горст! — воскликнул Арнульф.
— Господин Янсен! — последовал радостный ответ. — Вот это я называю счастьем. Мы только что собирались к вам.
— Ко мне?
— Да! Я ведь знаю, что вы — наш, а мы как раз нуждались в помощи друга. Мы — одни, отрезаны от своих и хотели пробыть у вас до тех пор…
— Нет, не туда! — перебил его Арнульф. — У меня датский постой, больше двадцати человек…
Это известие, по-видимому, ошеломило Горста; он раздраженно топнул ногой:
— Проклятие! Что же нам делать?
— Вы пришли по берегу? — спросил Янсен.
— Нет, через лес, но надо обезопасить себя. Унтер-офицер Мертенс, ступайте на берег и зорко следите за холмами, остальные, расставьте посты слева и справа. Как только покажется кто-нибудь, дайте тревогу!
Солдаты повиновались. Унтер-офицер направился к берегу, между тем как остальные рассыпались по лесу, по обе стороны между деревьями. Капитан осмотрел все, каждому знаком указал надлежащее место и только после этого снова обратился к Янсену:
— Теперь давайте держать военный совет! Итак, ваша усадьба занята?
— Конечно, меня в первую очередь взяли под надзор. Но что там было у Штрандгольма? Сражение? Стычка?
— Собственно, простая рекогносцировка, но получился настоящий бой. Наши сведения оказались ложны, весь берег свободен.
— Штрандгольм занят очень сильным отрядом, — заметил Арнульф.
— Мы убедились в этом! Они приготовили нам горячий прием, но мы не остались в долгу, особенно я и мои люди. Однако при этом мы забрались слишком далеко, в лесу произошла стычка. Нас окружили, отрезали, и мы не могли попасть к своим.
— Однако ж вы здесь?
— Ну, конечно, мы пробились, — спокойно объяснил Горст, как будто это подразумевалось само собой. — При этом нам пришлось углубиться в лес в противоположном направлении. К счастью, я знаю окрестность благодаря моим посещениям Мансфельда. Пока я хотел поместить людей у вас.
— И прямо попали бы датчанам в лапы, — мрачно промолвил Арнульф.
— Но они также и за нами!
— Конечно, всюду в окрестности!
— Завидное положение! — пробурчал капитан. — После рекогносцировки наши отступили; нас они, вероятно, считают погибшими. Свободен ли хотя бы холм?
— Наверху наместник с графом Оденсборгом. Если они увидят вас, то немедленно сообщат ближайшему посту, и датчане явятся с отрядом в три раза сильнее вашего.
Несомненно, это были вести весьма плачевные, способные кого угодно вывести из равновесия; капитан же принял их с обычным спокойствием.
— С каждой минутой дело становится приятнее и приятнее! — не без юмора констатировал он. — В таком случае нам придется как можно дороже продать свою жизнь. Нас все-таки шестеро.
— Семеро, господин капитан! Я считаю и себя! — сказал Арнульф, указывая на свое ружье.
Горст сердечно протянул ему руку.
— Спасибо; нам и это может пригодиться!
— Впрочем, дело еще не так плохо, — начал снова Янсен. — Есть еще одно средство: если бы мне только удалось достать вам шлюпку. Как только вы очутитесь на море, то, держась вне выстрелов, обогнете Штрандгольм и высадитесь там, где стоят наши.
Глаза Горста сверкнули при этом предложении, во всяком случае, сулившем спасение.
— Да, это — выход! А можете вы достать шлюпку?
— Нет, по крайней мере, сегодня — берег охраняется очень зорко, но, может быть, удастся ночью. Во всяком случае надо попытаться.
Горст осмотрелся вокруг, словно подыскивая удобное место для обороны, и кивнул головой.
— Прекрасно, тогда нам придется расположиться в лесу и каждую минуту быть готовыми к нападению. Место достаточно удобное.
— Господин капитан! — прозвучало с берега.
— Что случилось? — быстро обернулся Горст.
— С горы спускаются молодая дама и мальчик, — доложил унтер-офицер.
— Женщин и детей пропускайте! — приказал Горст.
Часовой оказался прав. Ева и Отто беззаботно спускались с холма, где они в конце концов соскучились. Наверху действительно ничего не было видно, кроме некоторого беспокойства и суеты среди солдат в Штрандгольме, что отчетливо наблюдалось в бинокль. Граф и наместник углубились в пространные рассуждения о том, действительно ли на Штрандгольм сделано нападение, кто остался победителем и в каком направлении могло происходить сражение. Всеми этими обстоятельствами Ева нисколько не интересовалась, и ее попытки завязать разговор с другой стороной также потерпели неудачу.
Гельмут и Элеонора, казалось, совершенно потеряли дар слова и едва-едва говорили «да» или «нет». Девушка, наконец, не выдержала и предложила Отто спуститься к берегу, на что он немедленно согласился.
— Там ужасная скука, — говорила Ева, морща хорошенький носик. — Нора и барон Гельмут не говорят ни слова, словно в рот воды набрали, а другие… ах, Боже мой!
Она с ужасом подалась назад, но в тот же миг навстречу ей прозвучал радостный возглас:
— Ева!
Теперь и Отто узнал офицера, стоявшего рядом с Арнульфом, и быстро очутился рядом с ним.
— Фриц! Фриц Горст! — ликовал он, но капитан проворно закрыл ему рукою рот.
