— Так много? — пробормотал он. — На столько я не рассчитывал.
— Я также; они, вероятно, смотрят на это очень серьезно и сразу высылают против нас половину полка.
— Бой будет жарче, чем мы полагали.
— Все равно будем драться, чего бы нам это ни стоило!
— Из-за меня опять прольется кровь! — мрачно сказал Арнульф.
— Оставьте теперь это, — попытался, было, Гельмут перевести разговор, но Янсен упрямо покачал головой.
— Вы это можете оставить, но не я. Вы не представляете себе, как это гнетет и мучает меня. Если мы погибнем под их численностью…
— Мы не погибнем. Немецкие войска уже в пути, а до тех пор мы удержим замок.
Арнульф Янсен ответил не сразу; он, очевидно, боролся с собой.
— Господин барон, — начал он наконец, не поднимая на Мансфельда глаз, — вы спасли мне сегодня жизнь и свободу.
— А вы согласились бы лучше поплатиться и жизнью, и свободой, чем быть обязанным ими мне?
— Может быть, но это нисколько не облегчает моего долга вам.
— Арнульф, вы ненавидите меня!
Янсен молчал, но мрачное выражение его лица говорило за него.
— И теперь также? — с упреком в голосе спросил молодой барон.
Арнульф медленно поднял на Мансфельда свой взор, пылавший прежней яростью.
— Я не могу отрицать это, барон фон Мансфельд. Да, я горячо ненавидел вас как изменника, предавшего свою родину, как человека безвольного, делающего все по указке другого. С сегодняшнего дня я знаю, что вы — мужчина; но другие глаза видели глубже, чем я, и они были правы. Теперь у вас есть родина и… невеста, так перенести мою ненависть для вас не составит труда!
Глубокое страдание, скрывавшееся в этих словах, лишало их враждебного тона, и Гельмут знал, что далеко не мелочные и не низменные побуждения владели Янсеном.
— Арнульф, — серьезно ответил он, — впереди бой, в котором один из нас может погибнуть. Поэтому нам следовало бы раньше заключить мир.
Арнульф провел рукою по лбу, словно отгоняя от себя тяжелые думы; видно было, каких непомерных усилий стоило ему протянуть противнику руку, но в конце концов он пересилил себя.
— Без вас я стоял бы теперь пред военным судом и ждал бы расстрела. Теперь будь что будет, но я свободен! Благодарю вас!
Гельмут крепко пожал протянутую ему руку.
— Старую ненависть мы похороним, а остальное предоставим будущему.
Они оба не заметили стоявшей в дверях Элеоноры; при последних словах она вошла в комнату и воскликнула:
— Наконец-то, Арнульф, вы вымолвили слово благодарности.
Янсен обернулся, загадочно и мрачно взглянув на нее. Тяжелый вздох вырвался из его груди.
— Да, — ответил он. — Не смотрите на меня с таким упреком, фрейлейн Нора! Вы не знаете, чего стоила мне эта благодарность! Вы найдете меня на дворе, барон.
— Я пойду сейчас же за вами, — крикнул вслед ему Гельмут и подошел к Элеоноре. — Датчане приближаются, Нора, — многозначительно промолвил он, — их силы во много раз превосходят наши.
— Я знаю это, — ответила Элеонора. — И все-таки вы будете защищать замок?
— До последней капли крови!
— А граф Оденсборг покинул тебя?
— Да, навсегда!
В ответе было столько приглушенной боли, что Элеонора не могла не почувствовать этого. Словно утешая его, она положила ему руку на плечо:
— Не навсегда. Позже он поймет, что ты был прав. Он…
— Останется у своих, как это делаю я! — докончил Гельмут. — К чему обманывать себя! Он жертвует мной, как я вынужден был пожертвовать им. С сегодняшнего утра мы уже знали, что нам надо расстаться, но оба не предполагали, что разлука будет так близка и так тяжела для нас.
— Ты раскаиваешься в своем решении? — тихо спросила Элеонора.
— Это было вовсе не решение, а пробуждение! Ты мне уже раньше говорила, что родина предъявит свои права блудному сыну. Так и случилось. И если я теперь потерял отца, зато нашел тебя. Или ты теперь тоже отвергнешь меня, Элеонора?
Яркая краска, залившая все лицо девушки, говорила красноречивее всяких слов.
— Гельмут, не сейчас, ведь впереди страшная опасность…
— В тот час ты дала мне право защищать тебя! — страстно перебил он. — Опасность пройдет, но я не откажусь от своего права. Можешь ли ты теперь с полным доверием дать мне свою руку?
Мансфельд обнял Элеонору, заглянув глубоко в ее глаза. Они с чистой нежностью встретили его взор, и такая же нежность прозвучала в ее ответе:
— Да, Гельмут, теперь могу, потому что знаю, что ты всю жизнь будешь решителен и тверд и на тебя можно положиться!
В конце концов старый барон Мансфельд оказался прав со своим духовным завещанием: те, чьих судьбу он хотел соединить, действительно нашли свое счастье. Но у них не было времени насладиться им: Гельмут, едва успев запечатлеть горячий поцелуй на устах своей невесты, с сожалением выпустил ее из объятий. Его место было там, где каждую минуту могли появиться приближавшиеся датчане.
Он вышел с Элеонорой из зала, но их снова задержали: по лестнице, в сопровождении Евы и Лоренца, спускалась баронесса.
— Бабушка, что тебе надо здесь? Отчего ты не осталась у себя в комнате? — поспешив ей навстречу, воскликнул Гельмут.
Баронесса Мансфельд со слезами на глазах простерла к нему руки.
— Я хотела еще раз увидеть тебя. Второй раз я отправляю тебя туда, где подстерегает опасность. Гельмут, прошу тебя…
— Успокойся, успокойся, бабушка! — стал он уговаривать ее. — Сейчас еще ничего не предвидится; сначала датчане, во всяком случае, предложат сдать им замок добровольно. А теперь пусти меня; меня ждут на моем посту.
Он мягко, но решительно высвободился из объятий старушки и хотел идти.
В этот миг Отто протолкался вперед и, едва переведя дух, воскликнул ликующим тоном:
— Ура! Вот они и здесь!
Баронесса, с упреком взглянув на мальчика, страдальчески поникла головой.
— Отто, как тебе не стыдно с такой радостью встречать неприятеля!
— Кто говорит о неприятеле, бабушка? Да вы послушайте: разве когда-нибудь датчане так возвещают о своем приходе?
Совсем близко слышались сигнальные рожки приближавшихся солдат; однако это были совершенно иные звуки, чем те, к которым привыкли за долгое пребывание датчан. Все прислушивались, затаив дыхание.
— Господи, да ведь это… — изумленно воскликнул Гельмут.
— Прусские сигналы! — радостно докончила Элеонора.
— Ну, конечно! — ликовал Отто. — Это Фриц со своим полком!
— Фриц? — повторила Ева, и в ее возгласе послышалась скрытая радость.
Но старая баронесса недоверчиво покачала головой.
— Не может быть! Отто, ты ошибаешься и вводишь нас в заблуждение.
— Ну, бабушка, мне-то ты можешь поверить, я знаю наверное! — воскликнул юноша, бросаясь к ней на грудь. — Сейчас они открывают ворота, мне необходимо присутствовать при этом! Я должен первым встретить Фрица!
Он бросился вниз по лестнице, Гельмут — за ним, а старая баронесса словно онемела от радости и страха; Ева поспешила к своей подруге.