— Думаю, Грег еще не успел поведать вам самую… интересную часть истории. Так что же вогнало вас в краску? Вы либо раньше слышали то, что он собирался вам рассказать, либо у вас на редкость тренированный ум.
Линдси бы с радостью позволила ему догадываться о чем угодно, кроме того, из-за чего смутилась. Стараясь казаться спокойной, она переспросила:
— Тренированный?
— Да, словно спортсмен, который, совершая дальний прыжок, способен приземлиться в нужном месте. Обычно я не подслушиваю чужие разговоры, но, признаюсь, тема вашей беседы меня заинтересовала.
— Вы знаете, о чем собирался говорить мистер Хэммонд?
— Уверен, он предпочел бы, чтобы вы называли его Грегом. Впрочем, пусть будет мистер Хэммонд. Да, к сожалению, думаю, что знаю. Вы действительно никогда раньше не встречались с Ником Фарадеем. — Эти слова прозвучали как утверждение. — Вы же сами так сказали.
— Да. — Она почувствовала, что ей трудно отвести взгляд от его глаз, которые завораживав ли ее.
— Значит, все дело в слухах, а это никуда не годится, — язвительно заметил он. — Ведь человек, посвятивший вас в его тайны, скорее всего, был необъективен: возможно, он хотел преподнести себя в лучшем виде, а этого часто стремятся достичь, только без меры очернив противника.
— Вы говорите со знанием дела. Наверное, вам приходится частенько с этим сталкиваться. — Линдси ответила менее враждебно, чем ей хотелось бы: у нее вдруг почему-то перехватило дыхание.
Он пожал плечами, что можно было истолковать как угодно.
— Женщины, которые пользуются всеобщим успехом, поплакавшись родственнице или подруге, быстро забывают свои беды, но успевают заронить искру неприязни к обидчику в преданных сердцах. И я вполне допускаю, что эта родственница или подруга, не столь эффектная, пытается обратить на себя внимание этого обидчика при помощи чисто женских уловок — скажем, надев платье, которое не может не привлечь взгляда мужчины, открывая грудь, где так соблазнительно бьется сердце, жаждущее мщения… — Его ласкающий взгляд скользил по шее Линдси, по серебряной цепочке, обвивающей ее, а когда достиг выреза платья, она почти физически ощутила тепло нежного прикосновения.
Примеривая платье в магазине, Линдси убедила себя, что декольте не так уж велико, но ношение лифчика оно явно не предполагало. Правда, изнутри к лифу была пришита матерчатая прокладка, и теперь, очутившись под его внимательным пристальным взглядом, она от души благодарила за это судьбу. Интересно, мелькнула у нее мысль, как он меня сейчас представляет? Лежащей на белоснежном песке… или на шелковых простынях?
Самообладание вернулось к ней лишь тогда, когда он снова перевел взгляд на ее лицо.
— Так мистер Хэммонд подумал, что я хочу отомстить за подругу, которая… даже не знаю, как лучше сказать…
— Сыграла отведенную роль и получила отставку? — подсказал он.
— Да, что-то вроде этого.
— А разве это не так? — задумчивым тоном поинтересовался он.
— Нет. Просто я много слышала об амурных похождениях Ника Фарадея. Да об этом не судачит только ленивый.
Он горько усмехнулся.
— Порой мне кажется, что в скучные дни, когда иссякают новости, журналисты говорят себе: «А ну-ка посмотрим, что там поделывает Ник Фарадей». Впрочем, я отклонился от темы. Если у вас нет соблазненной и покинутой подруги, то почему вы так не любите Ника Фарадея?
Линдси настолько привыкла считать Ника виновным в разорении ее брата, а в конечном счете — и в его смерти, что ненависть к нему казалась совершенно естественным и понятным чувством, которое она не считала нужным скрывать. Но пришла она сюда не для того, чтобы мстить; это не в ее правилах, не говоря уж о том, что она была просто неспособна строить коварные козни. Ей хотелось увидеть, что собой представляет Ник Фарадей, сыгравший столь роковую роль в жизни ее брата, и взглянуть на его роскошные апартаменты, которые с восторгом описывал Фил в своих письмах. Одно ее желание уже оказалось удовлетворенным: квартира и в самом деле заслуживала восторженных отзывов брата.
— Так чем же вызвана ваша неприязнь? — переспросил он, слегка раздраженный затянувшимся молчанием.
Линдси продолжала молчать, подыскивая слова, которые позволили бы ей ответить, не погрешив против истины, но в то же время и не выдав себя.
— Наверное, он не нравится мне потому… что просто неприлично, когда у одного человека столько всего сразу, — наконец медленно проговорила девушка.
— Он? — В голосе Ника прозвучали удивленные нотки. — Ах… ну да! — улыбнулся он, и Линдси ощутила смутное беспокойство. — А разве вы сами не стремитесь разбогатеть?
— Ни за что на свете! — с жаром ответила она.
— С трудом верится. Что же вас интересует?
— Не уверена, что это имеет отношение к нашему разговору, но я люблю читать и слушать музыку.
— Неужели вам никогда не хотелось иметь редкую дорогую книгу? И вас никогда не посещало страстное желание сидеть в отдельной ложе на спектакле, о котором говорит весь свет? А сострадание никогда не побуждало вас преподнести дорогостоящее оборудование больнице или накормить голодного ребенка в глухом уголке земного шара?
— Хотелось, посещало, побуждало! — саркастически ответила она, стараясь обращать внимание не на странное воздействие, которое он на нее оказывал, а на новое направление разговора.
— Тогда на самом деле вы стремитесь разбогатеть, потому что все это — независимо от того, движут ли вами благородные порывы или стремление получить удовольствие, — имеет одну общую особенность: требует денег.
— Да, ловко вы все повернули… Наверное, попади вы в тюрьму, так заморочили бы голову охране, что она вас сама бы отпустила.
— В жизни мне много что приходилось делать, причем как по собственному желанию, так и под давлением обстоятельств, но такая свежая мысль мне как-то не приходила в голову.
Она вдруг вспомнила, с чего начался их разговор.
— А что вы имели в виду, говоря о… м-м-м… самой интересной части истории? — осторожно поинтересовалась она.
— Интересной части? — Губы его подозрительно сжались. Или он дразнит ее?
— Едва вмешавшись в нашу беседу, вы сказали, что мистер Хэммонд не успел рассказать достаточно, чтобы вогнать меня в краску, потому что не дошел до самой интересной части истории.
Он в самом деле дразнил ее, потому что тут же последовал ответ:
— Я так и думал, что вы не пропустите эту фразу мимо ушей. Ну что ж, я готов поведать то, о чем собирался рассказать вам Грег. Но, если помните, вы сами разрешили говорить ему откровенно, так что…
— Ой, в самом деле! Я и забыла. Тогда, пожалуй, лучше ничего мне не рассказывайте.
Она потупилась, но снова вскинула голову, услышав его слова:
— Неужели вы допустите, чтобы я нарушил свое неписаное правило?
— Какое правило?
— Никогда не оставлять женщину неудовлетворенной. — Румянец, игравший на ее щеках, стал еще гуще, не столько от самих слов, сколько от чувственных интонаций, сквозивших в его голосе. Ник добавил: — Не могу же я отпустить вас, не удовлетворив ваше любопытство.
Не найдя что ответить, Линдси только подавленно кивнула.
— Вернемся к комплексу отвергнутой женщины. Обычно страдает не столько она сама, с самого начала знающая, на что идет, сколько ее наперсница, которая считает себя вправе чувствовать обиду и злость от имени той, к которой она искренне привязана. Мне кажется, Грег собирался доказать вам, что подобные «вторичные» чувства часто обманчивы, приведя пример настолько очевидный, что после него
