Омахи и прочие дикие индейцы, которые вели кочевой образ жизни в обширных прериях и у подножий величественных Скалистых Гор.
Когда я посетил Дикий Запад, я был молодым романтиком, верил в собственные силы и считал себя отважным первопроходцем. Я мечтал повидать индейцев, начитавшись о них увлекательных книг, и, основываясь на прочитанном, рисовал в моём воображении удивительные портреты и характеры туземцев.
В этой книге я поведаю только о первой моей поездке, хотя после неё я совершил много других и познал массу интересного, почти невероятного, но очень полезного для нас, людей иного мира и иных привычек.
Вот, к примеру сказать, супружеская неверность. Что может, спросите вы, быть особенного в этом вопросе? А дело всё в том, что у них, у дикарей то есть, с сексуальными вопросами дело обстояло двояко. С одной стороны, разводились запросто – вздумалось женщине уйти от мужа, так никто удержать её не сможет, не было у краснокожих законов, чтобы удерживать жену, ежели ей наскучил муж. Берёт тогда женщина мужние вещи в охапку и вышвыривает их из дома. Вот тебе и весь развод. И никаких юридических волокит, походов в адвокатские конторы, заявлений, судебных разбирательств по поводу спорных пунктов брачного договора. Дом-то, согласно традиции, принадлежал жене, а не мужу, так что муж запросто мог остаться «на улице». Но это – сразу оговорюсь – в том случае, если жена выказывала неудовольствие. А вот если муж уличил её в прелюбодеянии, то дело принимало совершенно иной оборот. Мужья с неверными жёнами не церемонились.
Знавал я одного дикаря по имени Большой Волк. Случилось так, что он вернулся раньше положенного срока из военного похода и застал жену с другим мужчиной. Он, конечно, осерчал и стукнул её пару раз дубиной по голове. Так себе стукнул, не очень сильно. Жена даже сознания не потеряла. Любовника её муж не тронул, только махнул на него рукой – мол, убирайся прочь. Тот вскоре вернулся и привёл пару лошадей. «Не держи на меня зла, друг. Ты знаешь, как это бывает. Вот тебе пара хороших жеребцов. Хочу загладить мою вину перед тобой». Это у них так принято: провинились в чём-то – и сразу несут подарок. Ну вот, стало быть, с любовником дело утряслось. Теперь пришёл черёд наказывать похотливую жену. Самым обычным делом в таких случаях были хорошие тумаки, но это удовлетворяло не каждого мужа, ведь синяки сойдут, и соплеменники забудут о провинности женщины. Поэтому разъярённый муж мог отхватить жене кончик носа ножом. С отрезанным носом человек всегда приметен. Отрезанный нос заново не отрастает.
Да, краснокожие знали, как выставить женщину на позор до конца её дней. Но бывали и другие наказания.
Большой Волк был суровый мужчина. Он вывез жену за пределы стойбища и созвал туда своих товарищей. Они основательно поели и поплясали. У индейцев так положено – непременно исполнять танцы и песни перед серьёзным делом (наказание жены – событие особой важности). После всех положенных церемоний мужчины принялись поочерёдно насиловать неверную супругу. Смысл простой – ты, мол, хотела порезвиться, дорогая моя, так нарезвись до упаду. Она прошла через руки сорока человек (если говоря об этой процедуре, можно употреблять слово «руки»), но выжила. Все в родном селении знали, что она была осквернена групповым изнасилованием, знали об этом и в соседних стойбищах. Так что в жёны её больше никто не взял, а прожила она до девяноста лет.
Сурово? Ещё бы не сурово. Я ведь рассказываю о Диком Западе, то есть о стране, населявшейся очень мстительными и воинственными народами. Они дрались друг с другом постоянно, отстаивая свои права на женщин, на лошадей и на охоту в прериях. С наступлением охотничьего сезона в степи направлялись многочисленные отряды так называемых
Но я отвлёкся. Надо обо всём по порядку…
ИМЕНА И ЛИЦА. ГЛАВА О ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ НАДУМАЛИ ПРОДЕЛАТЬ НЕЛЁГКИЙ ПУТЬ В НЕЗНАКОМЫЕ ЗЕМЛИ
В начале сентября 1832 года я прибыл в форт Гибсон. Эта пограничная крепостёнка Дальнего Запада находилась близ Большой Реки, почти при самом впадении её в воды Арканзаса. В этом месте завершилась моя поездка, в которую я отправился с несколькими особами за месяц до того. Мы проделали путь от Сент- Луиса – городочка шумного и вонючего – по всему берегу Миссисипи и вдоль всей линии пограничья, протянувшейся от Миссури до Арканзаса и нашпигованной агентствами и миссиями, как колбаса кусочками мелкого жира.
Главой нашей команды был комиссионер Пит Питерсон. Он утверждал, что ему было поручено правительством Соединённых Штатов надзирать за поселениями индейских племён, кочевавших от востока к западу по Миссисипи. Он был родом то ли из Коннектикута, то ли из Кинникиника. Обладая поистине огромными юридическими познаниями, а не одним лишь дипломом юриста, который можно приобрести на барахолке за гроши и тугрики, Питерсон долгое время провёл в министерстве юстиции и сумел не зачахнуть в своей юридической конторе, не превратиться в рассохшийся справочник без сердца и души. Пит Питерсон сохранил в себе природное простодушие и развил в себе такую широту взглядов, с которой могли бы потягаться только просторы прерий. Значительная часть его жизни прошла в кругу семейства и в обществе городских сановников. Но он периодически покидал уютный уголок и отправлялся, закинув на плечо ружьё, в дикую глушь бездорожных пустынь Дикого Запада для осуществления государственного надзора за кем-то или чем-то. Поначалу я предполагал, что он уезжал лишь для того, чтобы не превратиться в отупевший мягкий мешок, подвязанный модным галстуком, и чтобы наполнить душу свежим ветром и простотой общения, ибо без этого, как я думал и продолжаю думать поныне, человек не имеет возможности сохранить лёгкость бытия. Но вскоре после начала нашего путешествия я стал подозревать, что у него были какие-то более глубинные интересы, а не только желание проветрить мозги и выполнить правительственное поручение…
Другой спутник мой был Дик Диксон, англичанин, но только по рождению, а не по месту жительства. Изъездив многие земли и многие государства, он стал некоторым образом всемирным гражданином и нисколько не чувствовал себя стеснённым ни в какой обстановке. Он занимался всем, что попадалось ему под руку: ботаникой, зоологией, музыкой, жуками, бабочками, девочками, но никогда – мальчиками, даже если того требовала мода. Он был при всём ещё и отменным наблюдателем человеческих характеров, поэтому регулярно заносил свои мысли в толстую тетрадь, с которой не разлучался ни в туалете, ни даже в бою. К этому надобно прибавить и его неутомимость и постоянно излучавшееся из него чувство счастья, особенно заметное на охоте, когда он не попадал в цель и радовался ещё одной сохранённой им жизни. Не было среди нас никого более деятельного и весёлого, чем Дик Диксон. Я и комиссионер Питерсон единодушно прозвали его Графом, и хотя Диксон не обладал графским титулом, он не обиделся на нас.
Третий мой товарищ по странствованию был провожатый Диксона и путешествовал с ним наподобие того, как Санчо следовал всюду за Дон Кихотом. То был молодой господин из Швейцарии, лет не более двадцати, с дарованиями и с благородством духа, но с таким невероятным легкомыслием, что готов был ринуться в самое глупое приключение. Звали его Базиль, просто Базиль.
Описав этих моих спутников, я не смею умолчать и об одной персоне, хоть и невысокого происхождения, но крайне важной по, если так можно выразиться, всеохватности его обязанностей. Я
