говорю о нашем конюхе, оруженосце, поваре, устроителе палаток и так далее и тому подобное. Надо прибавить, что человек этот не пропускал ни единого случая вмешаться во что бы то ни было и тем самым являлся почти всегда помехой нашему обществу. Это был низенький, черноволосый, сухой, как спичка, французский креол [29] по имени Антуан; мы же звали его за тёмную иссушенную кожу просто – Горбушка. Ведя кочевую жизнь, он жил то среди белых, то среди индейцев, при этом заезжая в самые отдалённые племена, с которыми чистокровные белые люди не имели никаких отношений.
Мы нашли нашего Горбушку в Сент-Луисе, возле которого он владел небольшим земельным участком, где осела его жена-индеанка и целый выводок ребятишек. Что до его жены, то у него, как признавался сам Горбушка, насчитывалась не одна супруга – что ни племя индейцев, то очередная жена.
– Так уж выходит, – рассказывал он, потирая коричневую от загара шею, – и не моя в том вина, джентльмены. Но они сами бросаются на меня. Какая-то во мне жеребячья сила сокрыта.
В самом деле, если верить всему, что понарассказал про себя этот бродяга, то можно сделать вывод, он был начисто лишён нравственности, не имел ни касты, ни веры, ни родины, ни даже родного языка, так как речь его представляла собой смесь английских, французских, оседжских и поунийских слов. Ко всему указанному надо добавить, что он был безбожный хвастун и первостатейный лжец. Забавно было слушать, как он хвастал и хвалился своими гнусными делами. Особенно забавными были его повествования о том, сколько ужасных опасностей ему удалось вынести в охотничьих и военных походах. Он всегда говорил очень быстро, но иногда вдруг останавливался, будто подстреленная на лету птица, вздрагивал и хватался за грудь, как если бы что-то попало ему в горло. После этого он молчал некоторое время, вываривая что-то в своей лохматой голове. Затем вдруг из него начинала извергаться лавина вранья, абсолютно бесконтрольного и беспардонного, но тем более забавного.
Путешествие было очень приятное и не утомляло. Иногда нам удавалось отдохнуть в просторных заведениях миссионеров, но чаще – в индейских палатках или под тенью деревьев вблизи какого-нибудь ручья. Под конец поездки мы уже очень торопились, чтобы попасть вовремя в форт Гибсон. Мы намеревались отправиться оттуда прямо в прерии, присоединившись к Оседжам (охотникам из полудикого племени) во время их осеннего похода за бизонами. Эти планы особенно сильно занимали воображение Графа-Диксона. Пышность местности и дикость обычаев равнин, о которых Граф прочёл не одну книгу, обворожили его и привели в какое-то исступлённое состояние, а истории, рассказанные Горбушкой об охоте на бизонов и о ловле мустангов, об индейских войнах, индейских красавицах и индейском многожёнстве, увлекли Графа до такой степени, что он готов был с радостью тотчас же превратиться в индейца. Отличный ездок, смелый до безрассудства, он горел желанием порыскать по охотничьим тропам. Нельзя было удержаться от смеха, слушая, как он, пылая нетерпением, мечтал насладиться всем, что можно получить от индейцев. Но хвастовство малютки-Горбушки было ещё забавнее: он вызывался быть сподвижником в буйных похождениях Графа и показать всё – как поймать диких лошадей, как победить бизонов и как снискать благосклонность индейских принцесс.
– Я буду вашим верным проводником, сударь! – кричал Антуан, размахивая руками. – Я покажу вам всё, что пожелает ваша душа!
– Лишь бы нам увидеть эту степь! Она воспламенила моё воображение! – восклицал Дик Диксон.
– Чёрт возьми! – вопил малютка-француз. – Не воспламеняйтесь слишком быстро, не то вы сгорите совсем, а я не успею получить от вас плату за мои услуги!
Надежды юности почти всегда обманчивы.
К великому горю Графа, понастроившего планы по поводу того, как навестить дикарей, мы узнали, не достигнув ещё ближайшей цели нашего странствования, что охотники Оседжей, оказывается, уже тронулись в поход в прерии, и молодой человек решился пойти по их следам, как только ему представится случай обнаружить эти следы. Для этого он остановился в агентстве Оседжей, что располагалось в нескольких милях от форта Гибсон, дабы осведомиться подробнее об охоте и сделать все нужные приготовления. С ним остался и его товарищ Базиль. Мы же с комиссионером и Горбушкой направились прямо в форт Гибсон. Я напомнил Горбушке о том, что он обещал Графу всюду сопровождать его. Но француз умел беречь выгоду пуще собственного глаза. Он понимал, что комиссионер Питерсон пробудет по своим делам на этой территории продолжительное время и продержит его при себе дольше, чем Граф, который нынче здесь, а завтра ищи его…
По прибытии в форт мы узнали, что за три дня до нашего появления рота конных ренджеров отправилась в объезд по обширной стране между реками Арканзас и Красная, а также и по некоторой части земли Поуней, куда ещё не проникали белые люди. Таким образом нам выпадал случай проехать по этой опасной земле под прикрытием сильного конвоя, так как комиссионер Питерсон (в силу возложенных на него обязанностей) имел полное право воспользоваться службой этого конного отряда.
Мы не колебались.
Комендант форта Гибсон немедленно послал двух гонцов из племени Крик догнать ренджеров и приказал отряду дожидаться прибытия комиссионера. До соединения с ними нам предстоял путь в три или четыре дня по дикой пустыне в сопровождении выделенного нам конвоя в десять конников под командой сержанта Пупса, гладко выбритая голова которого была украшена огромными оттопыренными ушами и пышными рыжими усами.
В агентстве Оседжей мы сообщили Графу-Диксону и Базилю о наших новых намерениях и пригласили их в нашу компанию.
– Нет, господа, я никак не могу отказаться от моих намерений. – Граф бодро вышагивал между вьючными лошадьми, от всей его фигуры буквально разило неуёмной энергией. – Меня ожидает впереди столько веселья, когда я примкну к индейцам!
– Но в компании ехать веселей,- настаивали мы.
– Ладно, присоединюсь к вам, но, как только обнаружу следы оседжских охотников, я отправлюсь по их следам. Ничто в мире не заставит меня переменить решение.
– Базиль, повлияйте хоть вы на Графа, – обращались мы к спутнику Диксона.
– Что я могу сделать, джентльмены? Дик надумал… Я предан ему телом и душой и не покину его, хотя, признаюсь, меня очень огорчает его безумный план.
– Ладно, у вас есть время поразмыслить до завтра.
Мы назначили место завтрашнего сбора – агентство и после этого поспешили устроить всё для скорейшего отъезда. До этого момента наш багаж ехал на лёгкой повозке, от которой теперь приходилось отказываться: нам предстояло передвигаться по стране, пересечённой реками и оврагами, усыпанной кустарником, и телега явилась бы причиной огромных неудобств. Нам надлежало путешествовать верхом, подобно кочевым охотникам, следовательно поклажи надо было брать по возможности меньше. Перебрав всё хорошенько в чемоданах и порядком облегчив их, каждый из нас уложил свой скудный гардероб в две сумки и прикрепил их вместе с плащом к лошади, на которой ехал сам. Прочая поклажа везлась на вьючных лошадях. У всех было по медвежьей шкуре и несколько одеял для постели. Была также с нами и одна палатка для защиты против непогоды или на случай, если бы кто-нибудь из нас занемог. После этого мы запаслись хорошей мукою, сахаром и кофе, а также прихватили немного консервированной ветчины и пару батонов одесской колбасы на первый день пути, ибо в степях мы не могли достать съестных припасов иначе как охотой.
Мы взяли с собой несколько лошадей, не слишком измученных последней поездкой, под вьюки и про запас. Пускаясь на долгий срок в такое нелёгкое странствие, каждый старался достать для себя хорошего скакуна, осознавая, что нам придётся подчас и поохотиться, и встретить, может быть, неприятельских всадников – в таком случае безопасность наша будет зависеть от надёжности коня. Я купил себе здорового, серебристо-серого, несколько крупного от природы, но выносливого. Мою прежнюю добрую лошадку, которая выглядела немножко загнанной, я оставил вместе с вьючными.
НАЧАЛО ПУТИ. ГЛАВА О НАШИХ ПЕРВЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ И О СПОРАХ ПО ПОВОДУ НРАВСТВЕННОСТИ
