душе. Как жаль! Какое разочарование! – Она заплакала и обняла князя Алексеева, прижавшись к нему бёдрами. – Алёшенька, я так соскучилась по твоим словами и рукам! Давай же немедленно предадимся нашей чудесной любви. Никто на свете не умеет любить, как делаем это мы с тобой. И любя друг друга, мы будем любить весь мир!
Лиза стремительно увлекла мужа за собой, и Команчи облепили жильё со всех сторон, желая собственными глазами увидеть совокупление ненасытной Бледнолицей Самки с её таинственным мужем.
Прошло с полчаса, и индейцы издали дружный крик. Входной полог откинулся, из палатки вышли Лиза и Алексей. Её глаза были затуманены, лицо алело, на губах блуждала умиротворённая улыбка. Она ни на кого не смотрела, прижималась щекой к плечу мужа и ворковала:
– Как хорошо!
Команчи расступились.
– Господа, позвольте мне представить вам мою жену, – сказал Алексей и нежно улыбнулся.
Мы галантно поклонились ей.
– Я очень рад, что встретил вас и что вы любезно согласились сопровождать меня к этому становищу, – продолжил Алексей. – Надеюсь, что по приезде в ближайший же город вы не откажете мне принять участие в скромном банкете в честь моей Лизы.
– Конечно, конечно! – загалдели мы хором.
Тем временем Команчи несли Алексею ворохи шкур, какие-то расшитые бисером мешочки, охапки орлиных перьев. Привели десяток разрисованных лошадок.
– Это всё нам? – удивился молодой князь.
– Да, – перевёл Пьер Оторванное Ухо. – Они просят вас поскорее увезти вашу женщину из их деревни. Они также просят, чтобы вы, князь Алексей, когда у вас родится много-много детишек, подарили Команчам несколько мальчиков. Команчам будет приятно принять в племя ваших потомков.
– Передайте им, что я польщён их вниманием, – ответил Алексей Алексеевич, гордо подняв голову, – но я не смогу подарить им моих сыновей.
– Тогда, быть может, вы осчастливите своим семенем нескольких девиц из этого племени? – продолжал переводить Пьер.
– Скажите им, что сейчас я не смогу отвлечься на других женщин. Как-нибудь в другой раз. Но мысль эта достойна того, чтобы подумать над нею. Почему бы и не освежить их кровь свежей струёй? В сущности, эти Команчи не такие уж дурные парни, как может показаться на первый взгляд. Если их чуточку облагородить, то из них может получиться замечательный народ…
Команчи подходили к Алексею Алексеевичу и пожимали ему руку. Женщины несли своих детишек и показывали им удивительную супружескую пару Бледнолицых, что-то громко лопоча на своём языке.
Мы хотели немного передохнуть в индейском стойбище, но старый вождь в категорической форме отказал нам, нарушив тем самым законы гостеприимства. Но уж слишком велик был у тех дикарей страх перед ненасытностью княгини Алексеевой.
– А что с вашим вождём по имени Длинная Кукуруза? – полюбопытствовал Дик Диксон, когда мы уже совсем готовы были покинуть индейцев.
– Им занимается Сиськи, его младшая жена. Она отпаивает его успокоительными травами. Поэтому он не смог появиться перед вами, – сказал один из дикарей. – Он ещё слишком слаб.
Диксон понимающе покачал головой.
Так завершилась наша поездка к Команчам.
– Странные всё-таки у них имена встречаются, – засмеялся Диксон. – Взять хотя бы эту… как её… Сиськи, что ли? Небось хорошенькая с виду, но имя-то, имя! Я бы не хотел, чтобы моя жена носила такое имя.
– Однако вы не уверены в ваших желаниях, – улыбнулся в ответ Питерсон. – Совсем недавно вы, кажется, хотели вести индейскую жизнь и пленять одну за другой индейских красавиц. Ещё неизвестно, каким именем наградили бы они вас.
– Я ничуть не изменился, смею уверить вас, сударь. Я и сейчас жажду приключений. Но было бы смешно вдруг прозваться из-за этого какими-нибудь Бизоньими Яйцами. Вы разве не согласны?
Питерсон пожал плечами.
– Дикари не знают смешных имён. Для них имя выражает определённое качество. Но это качество в той или иной степени присуще хозяину имени. Почему же он должен обижаться или оскорбляться? Если человеку угодно, он может завоевать себе новое прозвище, но не на словах, а на деле. И смею вас заверить, что мужчина с гордостью относится к своему имени, даже если нам с вами оно представляется смешным и нелепым. За каждым именем стоит история, конкретная история. Иногда история бывает смешной, но разве может человек отказаться от того, что с ним произошло? Я знавал одного индейца по имени Волосатая Задница. Его ягодицы и вправду были покрыты тёмными волосами. Плохо ли это? Нет. Просто он один такой среди соплеменников, других с волосатым задом не нашлось. Он особенный. Все мы чем-то отличаемся. Вот вы, например, прозваны в нашему обществе Графом. Но хорошо это или плохо? Кто может знать? Одному по вкусу приходится одно, другому – другое. И мне думается, что это очень хорошо. Наш мир существует лишь потому, что он разнообразен. Представьте на секундочку, что здешние прерии заполнены знакомыми вам стандартными городскими улицами, а индейцы ведут себя так, как должны вести себя обыкновенные обыватели: поутру отправляются на работу, вечером возвращаются домой с зарплатой. Захотелось бы вам приехать сюда в таком случае?
– Увольте! Мне подавай неожиданное!
– Вот и я о том твержу. Как только одни народы перестанут быть неожиданными для других народов, они перестанут быть собой. Вот это будет настоящая беда…
ВОЗВРАЩЕНИЕ. ГЛАВА, В КОТОРОЙ МЫ ПРОДОЛЖИЛИ НАШ ПУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ, И В КОТОРОЙ Я ПРОЩАЮСЬ С ЧИТАТЕЛЕМ
Все мы с нескрываемым любопытством разглядывали княгиню Алексееву, а она без тени смущения излагала во всех подробностях события последних дней. Её откровенность иногда казалась мне проявлением сумасшествия, ибо есть вещи, о которых не решишься поведать самому близкому человеку, а не то чтобы рассказывать о них во всеуслышанье. Но женщина ворковала и ворковала. Если закрыть глаза и не вслушиваться в её слова, то можно было подумать, что это ребёнок взахлёб делится впечатлениями о каких-то потрясших его воображение игрушках. Однако Лиза давно вышла из детского возраста, а потому громадная часть её рассказа вызывала во мне не столько интерес слушателя, сколько интерес мужчины, возбуждаемого сексуальным журчанием сладкого женского голоса.
Время от времени я приотставал, чтобы проветрить мозги, и тогда ко мне подъезжал Пит Питерсон.
– Ну, если не ошибаюсь, эта красотка поразила вас не на шутку! – Питерсон улыбнулся.
– Да, скажу прямо: я таких не встречал, – признался я.
– А вы знаете, сударь, мне думается, что я понимаю эту женщину, понимаю также её мужа. По-моему, они замечательные люди.
– Неужели? Вы оправдываете их?
– Оправдываю? Нет, милейший, вы неправильно ставите вопрос. Мне не нужно оправдывать их, так как я не вижу ни в чём их вины. Эти двое – дети природы. Настоящие дети природы.
– В каком смысле? – удивился я.
– Вы, судя по всему, решили, что они просто похотливы. Но вы глубоко заблуждаетесь! Они любят жизнь. Они любят все её проявления.
Видя написанное на моей физиономии недоумение, Питерсон продолжил:
– Неужели вас, когда вы оставались наедине с природой, никогда не охватывало желание сбросить с себя одежду и носиться по лесу, по реке, по скалам нагишом, чувствуя внутри себя желание взлететь, раствориться в окружающем мире? Неужели вам никогда не хотелось упасть на землю и заняться любовью
