с воздухом?
– Пожалуй, я не припомню такого случая. Хотя восторг, конечно, меня охватывал не раз.
– Восторг! Это уже близко к тому, о чём я говорю, – обрадовался Питерсон. – Возможно, вы сможете понять меня… Природа околдовывает, если ваше сердце открыто для неё. Природа пробуждает самые неожиданные желания… Однажды, когда я был ещё очень молод, я отстал от обоза и обнаружил себя посреди совершенно дикой местности. Стояла тишина, трепетная тишина, священная тишина. И я был один. Я слышал, как дышали камни под моими ногами, как листья колючих кустарников что-то нашёптывали мне, как огромное небо гладило меня по голове. И я впал в состояние… восторга. Да, это был восторг, оглушающий восторг. На меня накатило желание раздеться, и я не смог воспротивиться ему. Более того, мне захотелось в ту минуту вступить в связь с окружающей средой, совокупиться с воздухом и землёй. И у меня случилась эрекция! Не смотрите на меня такими глазами, сударь. Я говорю вам чистую правду. У меня поднялся член от восторга. А ведь у меня и мысли не было о женщинах! Я просто должен был заняться любовью с самой Природой. Я груб, прост, откровенен. У меня нет тех струнок, которые позволяют сочинять стихи. Возможно, поэтому у меня просто встал член.
– И что же?
– Что? Я упал на землю и, ласкаясь щекой о траву, мастурбировал… Вот так, сударь… Поэтому-то я и думаю, что понимаю нашу молодую княжескую парочку. Они просто хотят любить. Новые впечатления пробуждают в них взрыв эмоций, с коими они в силах справиться лишь одним способом – сексуальным соитием. Таково проявление кипящей в них любви.
Выслушав слова Питерсона, я задумался и с каким-то новым чувством посмотрел в спину Лизе. Может быть, Питерсон прав? Может быть, этим двум молодым людям доступны чувства, которые я не успел ещё открыть в себе?
– Послушайте, комиссионер, – обратился я к Питерсону, – а вот ваше желание убедить индейцев не идти по дороге белого человека – оно не из этих же ваших ощущений проистекает?
– Из этих, мой друг, из этих. Я убеждён, что дикари умеют испытывать такой же восторг. Жаль только, что многое для них проходит неосознанно, как бы остаётся естественным фоном, к которому они привыкли давным-давно и потому не умеют распознать его ценность. Да, я против нашествия цивилизации. Я говорил об этом и буду говорить. Что мы с вами сможем дать дикарям? Письменность? Книги? Высокое искусство? Не спорю, что всё это прекрасно. Но прекрасно это только для нас, городских умников. Мы любуемся нарисованным пейзажем, но боимся настоящей природы. Мы восхищаемся книжными приключениями, но шарахаемся от любых поворотов судьбы в действительности. Мы – продукт ума, логики, теорий. У нас с вами есть точка зрения, которая годится для нашего образа жизни, но мы стремимся всеми силами навязать её первобытным людям. Но разве она нужна им? Насаждая среди них наш образ жизни, мы убиваем их. Мы убиваем одних людей, чтобы создать других. Но тех, которых мы однажды убили, больше никогда не будет.
Питерсон замолчал. По его лицу пробежала уже знакомая мне тень печали. Он будто проваливался мысленно в мир будущего, в котором перед ним представали наимрачнейшие картины.
– Сударь! – окликнул я его.
– Да?
– С вами всё в порядке?
– Да, друг мой. Благодарю вас. Это ничего… Всё пройдёт… Мы привыкнем… Давайте-ка лучше догоним наших друзей…
И мы пришпорили наших коней. Мы мчались вперёд, поднимая пыль, мчались сквозь солнечный свет навстречу тяжёлым грозовым тучам. Мы неслись во весь опор, оставляя позади напасти былых времён и устремляясь в грядущее. Оно казалось нам далёким и неведомым, но в действительности оно поджидало нас под самыми нашими ногами, как расстеленное полотно с причудливыми, но ещё не ясными для нас рисунками, ибо сказано: «Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был в глубине утробы. Твои очи видели мой зародыш. В книге Твоей записаны для меня все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них ещё не было…»
ИЗ ПЕРЕПИСКИ ФЕЛИМОНА КУЧЕРА
ГРАФУ А.А. ШАЛУНСКОМУ
20 июня 1820.,. из С.-Петербурга в Тригорское
Милый Алексей Андреевич!
Очень благодарю Вас за проявленную заботу о моих дневниковых записях, оставленных без присмотра в имении Лопуховых. Что делается с моей памятью!
Помнится, вы просили меня сообщить Вам кое-что об участии Шамплена в освоении североамериканских земель. Я знаю не так много, как мне хотелось бы.
В 1603 году была снабжена экспедиция в Канаду. На борту одного из кораблей, которым командовал капитан Франсуа Граве, находился тридцатилетний путешественник и географ Сэмюэль де Шамплен. Он оказался одним из самых активных и настойчивых исследователей новых земель. В конце мая экспедиция добралась до посёлка Тадуссак, основанного французами несколько раньше. Ближайшие туземцы – Алгонкины, Монтаньи и Эчемины – сразу же привезли на обмен полные каноэ мехов.
Шамплен продолжил путь и потерял на порогах реки Святого Лаврентия тяжёлую шлюпку. И тогда он понял, что лишь на челнах туземцев можно было легко и быстро путешествовать по всей стране, как по малым, так и по великим её рекам.
Уже в июле Шамплен вернулся в Тадуссак, а затем во Францию.
Следующее плавание Шамплен предпринял в составе экспедиции, которую возглавлял Пьер Демонт. На сей раз французы основали поселение на побережье залива Фанди, назвав его Порт-Рояль, а всю прилегающую часть атлантического побережья – Акадией. Однако уже в 1607 году они покинули эти края. И как раз в то же самое время сюда прибыли англичане, положив начало Новой Англии колонией, которую назвали Вирджиния, то есть Девственная.
На следующий год Шамплен убедил Демонта отправить его для основания поселений на реке Святого Лаврентия. В июле 1608 года он прибыл в Квебек, где французы построили нечто, напоминающее миниатюрную европейскую крепость. В этом бревенчатом укреплении осталось на зимовку двадцать восемь человек. Половина из них погибла к весне, не дождавшись прибытия подкрепления с припасами продовольствия. После прихода подмоги Шамплен заключил союз с Алгонкинами и Гуронами, чтобы совместно с ними вести военные действия против Ирокезов. Так было положено начало беспощадной войне Франции и Ирокии (под этим названием были известны среди белых поселенцев владения Ирокезов). В то время Союз Ирокезов включал в себя пять племён.
Первую военную экспедицию против Ирокезов Шамплен предпринял в июле 1608 года. Он и три других француза отправились в составе отряда Алгонкинов по притоку реки Святого Лаврентия и достигли озера, которому Шамплен присвоил своё имя. Где-то там произошло первое настоящее сражение с Ирокезами. В письменных свидетельствах о тех событиях сказано, что аркебуза Шамплена поразила насмерть двоих вождей и ранила третьего, что повергло дикарей в панический ужас. Около полусотни Ирокезов погибло в той схватке.
В мае 1610 года Шамплен вновь приплыл в Канаду, но ни в тот, ни в следующий год ему не удалось исследовать северные земли Новой Франции. Надо сказать, что французская колонизация шла более медленными темпами, чем английская.
Что касается дальнейших событий, то они замечательно изложены в книге «Канадская пушная торговля», которую я вам посылаю для прочтения. Уверен, что она покажется вам весьма интересной.
О здешних делах сообщу в другой раз.
Прощайте, нежно приветствую всё Ваше семейство.
Ваш Ф. К.
А.Х. ЗАДНИЦКОМУ
