40. ДИК ЖЕРИХО

А теперь слушайте меня внимательно. Я не шучу. Речь не идет о том, чтобы определить, правдоподобно или нет то, о чем я рассказываю, ловко оно изложено или нет, сюрреалистично или нет, вписывается ли оно или нет в традицию постэкзотизма, и бормоча ли от страха и воя от негодования разматывал я эти фразы, или же от бесконечной нежности ко всему, что движется, и можно ли увидеть за моим голосом, за тем, что условно называется моим голосом, намерение дать радикальный бой реальности, или же то просто шизофреническое слабоволие в отношении к реальности, или же, еще того более, попытка спеть эгалитаристскую песнь, омраченную или не слишком, отчаянием и отвращением перед настоящим и будущим. Вопрос вовсе не в этом. И даже не в том, жил ли Вилл Шейдман до или после неизвестных, но великих романистов, таких, как Люц Бассман, или Фред Зенфль, или Артем Веселый, и жил ли он во времена лагерей и тюрем, или же, скажем, некоторое время спустя, или же два века, или девять веков спустя, и родствен ли язык тех мужчин и женщин, которые говорят здесь и здесь же молчат, алтайским диалектам, или в нем преобладают славянские или китайские влияния, или же, наоборот, он родствен шаманическим языкам Скалистых гор и Анд, или же его происхождение еще более ведовское. Речь идет совершенно не об этом. Не стоит здесь от меня дожидаться материала для размышлений подобного рода. Я не являю здесь собой доказательства предвзятости поэта, видящего мир в его сдвиге и извращении, будь то магическое или метафорическое. Я говорю на современном языке, и ни на каком ином. Все, что я рассказываю, стопроцентная правда, независимо от того, рассказываю ли я частично, намеками, претенциозно или по-варварски, или даже хожу вокруг да около, не рассказывая на самом деле ничего. Все равно все это уже произошло именно так, как я это описываю, все это уже именно так и произошло, в какой-то момент вашей жизни или моей, или же произойдет позже, в реальности или в наших снах. В этом смысле все очень просто. Образы говорят сами за себя, они безыскусны, они не облекают в плоть ничего иного, кроме как самих себя и еще тех, кто говорит. Вот почему нет никакого смысла подводить здесь шифрованный итог и пытаться вкратце изложить ситуацию.

Возьмем, к примеру, исправительную эпопею Варвалии Лоденко, ее призывы к истреблению власть имущих, ее тоску по полному уничтожению привилегий любого рода. Вопрос заключается вовсе не в том, чтобы узнать, идет ли речь лишь о благонамеренном сне или же выстрел из ружья Варвалии Лоденко худо или бедно, но уже прозвучал в реальности или готовится это сделать, и так это или не так. Проблема абсолютно не в этом. Я уже не раз упоминал, что Варвалия Лоденко шла из города в город, проповедуя на своем пути возвращение к максимализму и без всяких уверток приводя при этом в действие свою программу-минимум, в основе которой лежало в первую очередь физическое уничтожение тех, кто воскресли из небытия, эксплуататоров и мафиози, а также певцов эксплуатации и мафиози, и, во- вторых, саботаж всех механизмов экономического неравенства и немедленная остановка всякого обращения долларов. Было уже сказано, что в кильватере у этой женщины оставался длинный шлейф капиталистической крови, что есть способ иными словами указать, что позади нее уже не существовало разницы между богатыми и бедными, между набобами и оборванцами. После появления Варвалии Лоденко все чувствовали себя вновь легко и вновь были готовы по-братски прозябать и, не испытывая более никакого стыда, опять строить новые руины или, по крайней мере, снова жить, не испытывая чувства стыда, в обломках всего. Эти факты не имеют ничего общего с романическим вымыслом, они есть стопроцентная истина, и они не нуждаются в том, чтобы их утяжеляли излишними лирическими измышлениями.

Тем не менее есть одна деталь, которая еще не была упомянута, и это, возможно, единственная подробность, к которой мне хотелось бы здесь еще вернуться. Варвалия Лоденко не всегда действовала в удручающем одиночестве. Когда нас предупреждали о ее приходе, мы все устраивали так, чтобы встретить ее с фанфарами, флажками и мясными концентратами, а также с молочным спиртом, в том случае, если нам удавалось его раздобыть. Под нами я имею в виду несколько человек из кварталов, примыкающих к Каналу, таких, как я и Дик Жерико, а также подруга Дика Карин Жерико. Я играл на гармонике, Карин Жерико пела, Дик Жерико вторил нам на трехструнном альте. Он не был выдающимся альтистом, но его манера готовить мясные концентраты была непревзойденной.

Поскольку мы опасались, что на последующих этапах следования Варвалии Лоденко ей уже не будет оказан такой приятный прием, как это было у нас, то мы взяли на себя миссию странствующего оркестра и шли впереди нее в ее трансконтинентальных странствиях. В дополнение к нашим инструментам мы брали с собой несколько головоломок. Чтобы переходить из одного города в другой, часто было необходимо идти сквозь зоны опустошения в течение многих лет. Как и в начале существования человечества, дистанции не соответствовали человеческим возможностям. На планете сохранилось еще несколько очагов жизни, возле озера Хевсгель, на берегах реки Меконг или же реки Орбис, так же, как и в некоторых других местечках, которые, в зависимости от изменения смертности населения и климата, сменяли друг друга в роли столиц и имена которых выпали у меня из памяти, за исключением знаменитого Луангпхабанга. Одним из любимых музыкантов Варвалии Лоденко был Каанто Дижлас. Я всегда включал мадригал Дижласа в нашу программу. Она слушала его, куря трубку, набитую очень терпким табаком, а затем она шла спать на задворки руин, и на следующий день, произведя разведку на месте, она шла далее конкретно реализовывать свою программу искоренения корней человеческих бед. Я иногда помогал ей убивать. Дурные декреты, которые подписал Вилл Шейдман, не очень способствовали окончательному исчезновению рода человеческого, но они также и не слишком замедлили процесс. Больше почти не рождалось детей. Чтобы оплодотворение принесло хоть какие-нибудь плоды, надо было поступать нашим, дедовским способом. На задворках руин я иногда оказывал помощь Варвалии Лоденко также и в этом смысле.

41. КОСТАНЦО КОСЮ

Последний паром отшвартовался. Крили Гомпо услышал, как тросы упали в нефтяной осадок, и он услышал также скрежет вертлюг, сопровождаемый плеском лопастей по гладкой поверхности воды, и у входа на понтонный мост, возле лачуги человека, что продавал билеты и все ночи проводил на нездоровой стороне реки в своем шалаше из пальмовой сетки, он также услышал жалобный голос. Ничего страшного, — говорил голос, — переправляться я буду, пожалуй, завтра. И затем в голосе зазвучала настойчивость: Я отправлюсь на завтрашнем, который уходит утром, самый ранний ведь дешевле, не так ли?..

Вокруг Крили Гомпо свет распространялся вдоль маслянистых волн реки, а на другом берегу, в восьмистах метрах отсюда, он сообщал рыжевато-золотой оттенок деревьям с густой листвой, за которыми невозможно было различить ничего конкретно, только безграничное зеленое вспенивание, потому что за рекой и за узкой полосой земли, где вырисовывались построенные на сваях кварталы да несколько храмов, простирался лес, необитаемый и огромный.

Солнце садилось.

Гомпо сощурил глаза, он прислонился к стволу кокосовой пальмы. У него оставалось в запасе еще шестнадцать минут. Расписание, так мне плевать на него, сказал еще голос. Что меня интересует, так это скидка, которую…

— Скидка? — прореагировал наконец служащий парома. — По какому праву?

Крили Гомпо оперся на прогнившую чешую кокосовой пальмы, он притворялся сонным. К сожалению, место было неподходящим. Как это иногда происходит в сумерках, тысячи летающих термитов покинули пальмы, на которых они провели день, и попадали на почву. Гомпо принял на себя весь этот дождь, который окрасил в черный цвет его плечи, и руки, и голову, и от страха привлечь к себе внимание он не делал никаких движений, чтобы от него избавиться.

— Так, — сказал человек, — а как беженец, а?.. — Это не повод для скидки, — сказал другой.

— А, — сказал человек разочарованно, и начал затем перечислять все физические и нравственные невзгоды, которые его печалили, и те несчастья, что поразили его и его близких, некогда и совсем недавно. Но ничто из этого не давало права на половинный тариф. Меня зовут Констанцо Косю, — сказал он наконец. — Это шутовское имя. В некоторых местах шутников пускают бесплатно. Но не здесь?

Вы читаете Малые ангелы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату