— А ключи у вашей матери?
— К ней нет ключей, по крайней мере, таких, как вы себе представляете. Двери Святыни заперты на слышащий замок.
— Это что такое?
— Дверь открывается, если произнести вслух тайный пароль. Я его не знаю.
— Однако вы могли бы узнать его у матушки.
— Никогда. Дерзни я спросить, она бы ударила меня по лицу.
— Так не спрашивайте.
— Что вы предлагаете?
— Из простой предосторожности, не говоря о других причинах, Лучезарная должна была где-то записать пароль. Она могла скрыть запись в своих записках, среди писем или в шкатулке с драгоценностями.
— И вы… осмелились… предложить мне обокрасть собственную мать?
— Что вы, ни в коем случае! Не надо ничего брать. Просто посмотрите.
— То есть выкрасть тайну, и это точно такая же низость, как и обычное воровство.
— Но ведь эта тайна принадлежит вам по праву рождения — в конце концов, вы такая же наследница Ширардира Великолепного, как и сама гочалла. Эта тайна принадлежит вам так же, как и ей.
— Жалкие отговорки. Вы сами знаете, что толкаете меня на низкий поступок. Удивляюсь, как вы решились предложить мне такое.
— Едва ли вы так уж удивлены, гочанна. Мое предложение не может быть для вас полной неожиданностью.
— Что вы хотите сказать?! — Она резко выпрямилась в кресле и напряженно застыла.
— А что хотели сказать
— Просто разговор так сложился. Уж конечно, я не ожидала, что вы посоветуете мне таиться и воровать!
— Чего же вы ждали? Что, по-вашему, я мог предложить?
— Я просто не думала об этом… — Она опустила глаза. — Может быть, надеялась, что вы сами найдете какой-то способ проникнуть в святыню.
— Мне, значит, можно?
— Мне и не снилось, что вы попросите меня помогать вам. — Она не ответила на вопрос. — Взлом и тайны больше по вашей части, не так ли? Вы ведь сами назвали себя шпионом.
— Это не моя профессия. Вспомните, я просто помощник второго секретаря — гражданский чиновник, не более того.
— Для любителя вы достигли больших высот в новой профессии.
— Гочанна, я бы не просил вашей помощи, если бы мог обойтись без нее. Но я просто заблужусь в лабиринтах вашего дворца. Я не могу бродить здесь, рискуя, что меня заметят. А вы…
— Я… Да, совсем другое дело. Как вам повезло, а?
— Надеюсь, что так.
— Кажется, вы просто не представляете, чего требуете от меня. Обмануть мать, гочаллу, правительницу Кандерула…
— Вы уже осмелились однажды пойти ей наперекор, когда причина показалась вам достаточно веской. Теперь дело еще важнее.
— Вы, на западе, легко смотрите на такие вещи. Для вонарца дочерняя почтительность и послушание всего лишь нелепые устаревшие предрассудки. Но у нас в Авескии им еще знают цену.
— Понимаю.
— Тогда вы должны понять и то, что мать, уже глубоко оскорбленная мной, никогда не простит мне второго предательства.
— Это не предательство.
— Она сочтет мой поступок изменой, и тогда уж наверняка изгонит меня из УудПрая — и из самого Кандерула. Я потеряю родину.
— У сиятельной гочаллы не достанет власти проследить за исполнением подобного приговора.
— Тем более я должна буду почтить ее приказ. Я повинуюсь без рассуждений, поскольку ее власть законна и справедлива. Гочалле нет нужды утверждать свои права силой оружия. Можете ли вы понять это?
— Я понимаю и восхищаюсь. Но ведь я не прошу вас предать или ослушаться гочаллу. Я прошу только помочь мне проникнуть в Святыню, и не собираюсь ни воровать, ни осквернять ее. Мне нужно всего лишь получить некоторые сведения. Ваша мать ничего не узнает, ее законная власть не потерпит ущерба, а вы, гочанна, окажете услугу своей стране.
— Как все для вас просто!
— Совсем не просто, но я не вижу иного выхода. И по-моему, вы тоже это понимаете.
