Катя бежала через двор и боялась оглянуться на свои окна.
Потом она бежала по улице к доринскому дому. Правой рукой в кармане она держала черепаху. Даже завернуть ее не успела.
От дома Дорина отъехал грузовик.
Неужели они? — испугалась Катя.
Люди вокруг шли, закутавшись в воротники и шапки. А Кате совсем не было холодно. Она подбежала к доринской двери и стала звонить.
Она звонила долго, пока не заболел палец. Никто не подходил.
Вдруг раздался шум. Потом смолкло. Потом снова зашумело и открылась дверь напротив. Вышел человек.
— В будущем, все у нас в будущем, — говорил этот человек кому-то за дверь, а тот, кому он говорил, смеялся женским голосом.
Потом дверь захлопнулась.
Потом побежал кто-то сверху. Он бежал долго и никак не мог добежать до нижнего этажа. Катя все звонила, хотя уже знала, что за дверью никто не живет.
А назавтра Дорин пришел в школу.
Он сидел за своей партой и, когда Катя вошла, улыбался.
— А я остаюсь, понимаете, я остаюсь! — говорил он.
— Пошли ко мне после школы, — сказала Катя, — черепаха-то у меня.
— Весь план реконструкции изменили. Мы едем только через год, — радовался Дорин.
— А у нас машина в дом врезалась, — сказал кто-то.
— А у нас человек в окно выпал.
И все стали слушать про человека.
А Дорин продолжал улыбаться.
— Хорошо, что ты остаешься, — сказала Василиса Аркадьевна, — Катя у нас исправилась. Ты ведь исправилась, Катя?
— Не знаю, — сказала Катя.
— Теперь мы сделаем вот что: Катю пересадим назад на старую парту, а к Леве посадим Нину. Ее тоже нужно исправить.
Катя даже не поняла сначала, так она не ожидала все это услышать.
— А я? Василиса Аркадьевна, как же я? — спросила она.
— Ты на свою старую парту…
— Я еще не до конца. — Катя хотела сказать исправилась, но Дорин ее подтолкнул, чтоб она замолчала, и она замолчала.
— Я придумал, — сказал он на перемене, — словами здесь не поможешь, здесь надо действовать.
— Никак теперь не поможешь. Я ведь в самом деле изменилась.
— Ничего ты не изменилась. Вот я — изменился, это да. Ну, слушай, докажи Василисе Аркадьевне, что ты не исправилась, окно разбей, что ли.
— Окно не стоит, холодно.
— Да, окно не стоит. В общем, придумай.
— Попробую.
— Нет, я в самом деле так исправилась, что ничего не могу придумать. Придется мне пересесть.
— Ну, тогда я придумаю.
И Дорин придумал.
— Кто вывинтил все лампочки в классе? — спросила Василиса Аркадьевна на следующем уроке.
— Я! — вскочила Катя, — я их вывинтила.
— Но ты же маленькая, — удивилась Василиса Аркадьевна, — как же ты достала?
— А я на парту залезла.
— Ты, Катя, честная девочка. Это, конечно, нехорошо, то, что ты сделала. Но я прощаю тебя за честность. — Тут Василиса Аркадьевна улыбнулась.
А Катя безрадостно молчала.
— Где мел? Куда делся весь мел? — удивилась Василиса Аркадьевна через пять минут, и с недоверием посмотрела на Катю.
— Ага, это я. Я его в окно выкинула.
— В какое окно?
— Вот в это, кинула через форточку. И чуть стекло не разбила.
Василиса Аркадьевна подошла к стулу, ощупала сиденье и осторожно села.
И вдруг сзади в правом углу класса раздалось мяуканье. Василиса Аркадьевна привстала, все тоже вскочили и увидели рыжего котенка. Котенок бежал между рядами.
И Катя и Дорин видели его впервые.
— Ермолова?.. — спросила Василиса Аркадьевна.
— Не знаю, — испуганно сказала Катя.
А котенок бегал между партами, и к нему со всех сторон тянулись ребята.
В это время в конце коридора раздался громкий лай собаки.
— Вот повезло, — шепнул удивленно Дорин, — хоть она к нам и не относится, из кружка собаководов сбежала, наверное.
Лай делался все громче, приближаясь к Катиному классу. В коридоре захлопали двери, заговорили учителя.
— Ну, Ермолова, — подняла руки вверх Василиса Аркадьевна, и было заметно, что она с трудом удерживается от смеха, — вижу, ты исправилась недостаточно, Ермолова. Будешь по-прежнему сидеть с Дориным. А ты, Дорин, почему улыбаешься? — сказала она уже строго. — Где твое исправляющее влияние?
— Не улыбайся, — шепнула Катя, — где твое исправляющее влияние?
