— Думаете, я совсем свихнулась? Да вы чокнутая тогда!
— Мы тебя отведем к костям твоего папы, детка. Мы знаем место.
Сестры были вылитая Мераб, но не такие суровые. У одной седая волна волос была покороче, стояла надо лбом стоймя, а щеки напудрены оттенком поблекшей розы. У второй обесцвеченная завивка рассыпалась, на ветру дрожала, на пальцах — несколько узловатых колец. Лица у них были как овсяные хлеба, и они обступили сестру, ссутулившись, ботам не терпелось идти отсюда.
Сказала блондинка:
— Мы не намерены сюда больше ходить предлагать.
— Вы меня пинали.
— Не в лицо же.
— Кто-то и в лицо.
— Там все как-то разгорячились.
Мераб хлопнула в ладоши, сказала:
— Пошли! Пойдем уже с нами, детка, тут холодно. Надо положить конец всей этой болтовне, люди нами недовольны, до нас же доходит.
— Я ни слова про вас не говорила.
— Мы знаем. Остальные болтают.
Ри повела стволами вверх-вниз. Язык облизнул пробелы во рту. Услышала, что к дверям вышли мальчишки, встали у нее за спиной.
— Идите в дом. Не высовывайтесь. — Она ткнула двустволкой вперед. — Я ее с собой возьму.
— Нет, ничего ты брать не будешь. Тебе его кости нужны, а ружье ты уберешь и пойдешь с нами.
У нее в голове вдруг вспыхнул обрывок непрошеной музыки, чуть качнулся, но она заглушила скрипку резкой мыслью, расставила пошире ботинки для равновесия. Пристроила ружье в угол за дверь и схватила с крючка Бабулино пальто, первой двинулась с крыльца. Сестры шли за ней, как стража. Машина у них — четырехдверная легковушка, краска потускнела, приемистая, на крышу нарос заледеневший снег. Самая тихая сестра сунула руку в карман, вытащила джутовый мешок, растрясла его, протянула Ри:
— Тебе знать нельзя, куда мы тебя повезем. Надень-ка на голову. И не подглядывай.
— Пристрелить меня собираетесь?
— Если подумаешь чуток, поймешь: это мы б могли и раньше сделать, захотели б.
Мераб произнесла:
— Садись назад с Тилли.
Тилли была блондинка. Ри скользнула на сиденье и натянула на голову мешок. Тилли его на ней поправила, чтоб ни щелочки не оставалось. Мешок пах старым овсом и солнышком, царапал кожу, когда машина подскакивала на колдобинах. Двигатель у нее был могучий, седан проскакивал какие-то выбоины, а другие наказывал, обрушиваясь в них всей своей тяжестью. Мешок растрепался, Ри вздохнула свободнее, завиднелся лучик света. Она нюхала, чем пахнут сестры, — от них несло мазью для вымени, бурой подливой, соломой, мокрыми перьями. Машину иногда подбрасывало, на поворотах заносило.
Мераб сказала:
— Черт, не бей по тормозам, легонько жми.
— Не хочу я легонько. Я ничего не легонько.
— На снегу нельзя резко.
— У себя в машине легонько жми. А я свою машину вожу
— Тут скольже, чем думаешь.
— Слушай, когда разобьюсь, тогда и будешь мне рассказывать из-за чего. А пока смени тему.
Ри пыталась угадать, где они. Все зависело от того, куда они в первый раз свернули с шоссе — это у школы было? Или ближе? Одна дорога там на Боби, другая — к озеру Галлетт! Это если поворот был за школой. Потом поворачивать стали быстрее, не уследишь, Ри совсем потерялась в перекрестках, варианты запутали ее.
Тилли сказала:
— Ты б побыстрей, а? Домой хочу успеть к передаче.
Под мешком Ри распознавала оттенки собственных запахов. Вот как сопят ее мехи. Вот как с присвистом она дышит, вот как пахнет. Она громко жила в собственных ушах, да и пахла вроде ничего.
— Смешная та, что ли?
— А мне никогда не смешно.
— Ты тогда про какую?
— Которая для тебя смешная. Мне просто совсем не смешно. Мне нравится там кукла, которая живет в подвале[7].
— Ты бензин для пилы не забыла?
— Заправлена. Я дома проверяла.
Затрясло сильнее. Колеса заскрежетали по какой-то неровной поверхности — по полю, коровьей тропе, драной почве русла. Когда подбрасывало, Ри и Тилли стукались.
Машина остановилась, Мераб сказала:
— Ворота откройте.
— А потом закрыть? Или оставить, пока не уедем?
— Закроем, когда уедем.
За воротами машину повели медленнее, — значит, под колесами не очень дорога. Опять тряский участок — подбрасывало ритмично, все рывки одинаковые, Ри догадалась, что едут поперек кукурузного поля. Примешивался лишний призвук — сухо трещали стебли.
— Тропа где?
— Вон под теми деревьями.
— Здесь стой.
Тилли вывела Ри из машины, держа за руку, подталкивая. Воздух был холоден, шлепнул по ней, мешок встопорщился. Под ногами захрустел снег — сверху тонкий слой ломкого наста. Где-то вдали к стрелке подошел поезд, взвыл, предупреждая. Щелкнул замок багажника; оттуда что-то вытаскивали. Ри выпрямилась — вдруг сейчас произойдет худшее, и ее представят Кулаку Господню, а слабаки не нужны никаким богам.
Мераб сказала:
— Когда я у тебя с головы этот мешок сниму, ты, может, и поймешь, где мы. Я-то думаю, что вряд ли, но если
Мешок сдернули, бросили на сиденье. У Тилли на плече был топор, другая сестра держала небольшую бензопилу. У Мераб в руке — тяжелый фонарик, бросавший длинный луч.
— Туда надо еще чутка пройти. Иди за мной.
Поле, шеренга деревьев, узкая тропка со следами лап, ведущими вглубь леса. Пухлая луна в первой четверти и посеребренный пейзаж. Мераб шла за своим лучом, медленно, враскачку вела их дальше, через вздыбленное поле, затем легкий изгиб тропы взобрался на клубок бугра с костяшками гряды сверху и опять вниз, в распадок. Тропинка шатко вела к замерзшему пруду, путь преграждала изгородь бурелома. На бревнах и ветках оскальзывались, обдирали лодыжки, ругались и бормотали, но преграда вскоре осталась позади, и женщины собрались в пыхтящий строй, уставились вниз, на застывший пруд.
Мераб сказала:
— Он там, детка. Видишь самую высокую иву? Твоего папу под ней утопили, привязали к блоку цилиндров.
Пруд в серебристом свете, с сутулыми ивами и плоскостью тусклого льда вдруг сразу превратился в тоскливую даль. Рогоз и кусучая рыбешка в мелкой воде, папина живая могила. Шмыгнула носом — и тяга встать на колени в снег у воды миновала, Ри двинулась по берегу к самой высокой иве. Поскользнулась на снегу, встала, шагнула, опять поскользнулась. Сестры шли за ней вокруг пруда, поближе к иве.
Мераб сказала:
— Я посвечу. Топором лед пробьешь.
— А потом что?
