Слезка дал задний ход, и машина взвыла, когда он надавил на газ. Он метил в собственные колеи, но его мотало по всей дороге. Чтобы свернуть на стоянку, гнал грузовик чересчур быстро, поэтому тот затормозил прямо на дороге перед въездом, Слезка выскочил, дверца осталась болтаться. С платформы грузовика схватил топор, затем прямо по сугробам двинулся через обочину к ряду машин на стоянке. Их все замело, он прошел мимо двух грузовиков и еще одной машины, пока не поравнялся с неким крупным седаном. Расчистив окошко на ветровом стекле, заглянул внутрь, но в чем-то вроде не убедился. После чего лег грудью на капот и широкими махами счистил весь снег, пока не обнажился весь перед машины. Тогда Слезка отступил на шаг, оглядел решетку радиатора и фигурку на капоте, размахнулся топором и пробил в ветровом стекле дыру. Снег просел, ссыпался внутрь вместе с крошевом стекла. Слезка ударил в стекло опять, чтобы снегу тонулось быстрее, после чего как ни в чем не бывало вернулся к грузовику, грохнул топором о платформу. Сел за руль, сказал:
— Надерзил. Нахально как-то прозвучало.
Ри увидела, как распахнулась дверь питейной, и один, два, затем три человека вышли под снег посмотреть, как Слезка уезжает. Подумала, не пустили бы вслед грузовику пару жаканов или еще что- нибудь, но мужчины никак не махали руками, не орали никаких слов, которые не захочется услышать. Ри обернулась, смотрела на них, пока не скрылись с глаз. Затем повернулась вперед, открыла бутылку, быстро отпила.
— Можно, мы домой поедем? Тут, блядь, такая холодрыга.
— Те мои пилюли, что тебе Виктория дала, они меня вырубали в сон с самой вершины, когда я так улетал надолго.
— Я не захватила.
— Сам-то не засну нипочем, если так улетаю. Виски тоже помогает, но медленно.
— Дома еще немного осталось.
Снегопад почти иссяк, но ветер дул по-прежнему резко. За десять минут навстречу им попались три машины, и Ри заметила желтые огни снегоуборщика, что распахивал снег на главной трассе в долине. Слезка свернул с наезженных дорог на какие-то проезды в лесах, Ри раньше никогда их не видела, колеса с трудом заезжали на бугры, скользили на поворотах. Везде они торили путь. Наконец Слезка повернул на какой-то белой прогалине между покосившимися скальными колоннами, заехал за них на несколько футов, остановился. То было заброшенное семейное кладбище на задворках чьего-то участка, и высокие лучи освещали надгробья, обряженные снегом.
Слезка сказал:
— Всегда любимые места были.
Могильные камни были старые, такие со временем сереют-зеленеют, а в холод часто раскалываются. Трещины по ним идут острыми углами, или они распадаются на осколки, а их десятки лет разносит вокруг. Больше камней тут упало, чем осталось стоять. Ри шагнула из кабины следом за Слезкой, тот уже петлял среди надгробий. Прошедшие годы не затерли на всех камнях имена до пробелов, и фамилия Долли крупными буквами виднелась на стольких, что кожа у Ри пошла жутью.
— Мы куда это, к черту, приперлись?
Слезка менял курс быстро, топотал сквозь снег туда, затем сюда, а она ходила за ним, пьяная, в хлопающих ботинках. Он остановился, приложил руку к уху, сказал:
— Вот где… не стоит мне говорить, где это.
— Что мы делаем?
— Ищем непросевшие горбы.
Он оглядел все кладбище, дыхание жестко клубилось у него изо рта, улетало к вершинам деревьев. Присел у надгробья, поднес вспыхнувшую спичку к сигарете, затем обдул дымом ближайшее имя. Похлопал по камню, скользнул пальцами в уцелевшие буквы, сказал:
— Одиноко тут — оттого местечко и любимое.
— Ты говоришь…
— Так и раньше делали, девочка.
Ри попятилась, споткнулась, глядя, как его пальцы нежно гладят имя над могилой. Повернулась, и ее мощно потянуло бежать, бежать к грузовику или папе, но растоптанные ботинки соскользнули с ног, отлетели. Успокаиваться пришлось в одних мокрых гольфах, искать обувь в снегу. Ботинки она донесла до грузовика, залезла в кабину и туго их зашнуровала, бантики затянула потуже. Села прямо и жестко, поднесла бутылку, полилось.
Забравшись в кабину, Слезка произнес:
— Не та ночь сегодня. Снег.
— Ага. Повсюду.
Он выехал с кладбища, двинулся тем же путем, что приехали. Их дорога была истерзана комьями льда и сломанными ветками. Снег прекратился, и половина неба теперь была цвета запруды у источника, такой же ясной. Ри смотрела на звезды, что сияли так ярко, так явно и блестяще, и не понимала, что они значат — то же самое, что камни в воде ручья, или нет.
— Если застрянем, сможешь подтолкнуть?
— Маловата я для помощи.
— Могла б рулить, если я толкать буду.
— У меня никогда не было машины, мужик.
— Мне все равно самому толкать неохота.
Они добрались до главной трассы долины, поехали вплотную к снегоуборщику. Тот ярко мигал желтыми огнями, и отвал его ревел драконом, сдирая снег с дороги. За снегоуборщиком взметалась белая ярость, он разбрасывал возбужденную тучу снежной пены, которая распадалась у самой земли, плевалась во все стороны. Слезка включил дворники, потом начал отставать. Глаза у него то и дело закрывались, снова взрывались, опять никли. Когда веки смеживались, грузовик забирал себе всю середину дороги. Снегоуборщик уезжал все дальше, а глаза у Слезки уже совсем почти закрылись, когда сзади грузовик обмахнули мигалки. Слезка глянул в зеркальце, но не остановился. Вякнула сирена, и он съехал на обочину, откатил окно, выключил дворники.
Ри изогнулась поглядеть в заднее стекло. От мигалки кружилась голова, а фары сзади били в грузовик жестоко. Она прикрыла глаза ладонью, прищурилась. То был Баскин — в зеленой форме помощника шерифа, в официальной шляпе. Подошел к грузовику со стороны Слезки, но остановился, не дойдя нескольких шагов, сказал:
— Выключи двигатель.
— По-моему, не стоит.
— Выключай и выходи, руки держи так, чтоб я видел.
Слезка головы не повернул, но глаза скосил — на Баскина в боковом зеркальце. Правая рука его ползла к автомату. Сказал:
— He-а. Сегодня я нихуя не буду делать, что ты мне ни скажешь.
Ри следила за рукой Слезки — она сомкнулась на стволе, — а все внутри у нее будто вспотело вдруг, и эти потные внутренности подпрыгнули ей в глотку. Заметила, как Баскин уронил руку на кобуру, сделал шаг к заду грузовика. Ри смотрела на обрез на сиденье между собой и дядей и вся тряслась.
В яркости огней и вихре красок Баскин выглядел, скорее, тенью в широкополой шляпе. Произнес:
— Вышел, Слезка. Быстро вышел!
Тот ответил:
— Ты кому про Джессапа сказал, а? Хуй ты мутный, блядь. Кому?
Несколько секунд Баскин стоял молча, поза его начала убывать, потом шумно вдохнул, вытащил из кобуры пистолет.
Ри поползла пальцами к обрезу, думая:
— Я тебе отдал… это, к черту, законное требование. Я предъявил тебе законное требование, к черту.
Из Слезки вырвалось что-то вроде опаленного смешка, он дернул автомат на колени, согнул палец у
