которыми некоторое время мужики хмыкали.
Папа мог быть где угодно с кем угодно.
У мамы рассудок оторвало и разметало по сорнякам, только когда Ри сравнялось двенадцать, тогда-то она и узнала о папиной подружке. Звали ее Данахью, она работала в детском садике за границей Арканзаса, в Ридз-Гэпе. Переднее имя у нее было Эйприл, и поглядеть в ней было не на что, но такая миленькая пампушка, да и заработок постоянный. Ри однажды взяли в Ридз-Гэп и оставили там почти на неделю — с Эйприл нянчиться, она животом маялась. Это случилось два года назад, и с тех пор папа ни разу при ней имени Эйприл не упоминал, да и Ри ее запаха у него на одежде не чуяла. У Эйприл там был свой симпатичный желтый домик, чуть к западу от главной улицы, и папа мог быть где угодно.
~~~
На полпути между дядей Слезкой и домом, Ри свернула на запад по дороге вдоль ручья и вскарабкалась на заснеженную гряду, перешла белый луг. У Лэнганов был одинарный трейлер, рыжеватый, стоял на бетонном пятачке за их мусорным сараем. Сарай из дерева, которое много поколений мочила непогода, он посерел и расшатался. Спереди заваливался на одну сторону, сзади — на другую. В него бросали всякий мусор, который уже вряд ли пригодится зачем-нибудь, и забывали. А у трейлера было крылечко, и мужики могли ссать с угла на стенку этого сарая, поэтому там наляпалась короткая и лохматая выцветшая тень.
Лучшую подругу Ри Гейл Локрам беременность заставила выйти за Флойда Лэнгана, и теперь она жила в рыжеватом одинарном, под боком у его родителей. Гейл с Ри дружили с самой экскурсии во втором классе, когда столкнулись головами, загнав лягушку под стол для пикников у Мамонтова ручья, потом встали, потерли свои бо-бо и так друг к дружке прониклись, что дальше каждый проходящий год все праздные часы счастливо менялись одеждой и мечтами, а также мнениями обо всех прочих. У Гейл был младенец по имени Нед, четыре месяца, и на лице у нее только-только проступила озадаченная обида, какая-то остаточная печаль, словно она заметила: огромный мир катит себе дальше, а она в одночасье оказалась приклеенной к месту.
Ступая на крылечко, Ри услышала, как воет Нед. Минуту постояла на насте, помедлила у двери, затем постучала. Хлопнула опущенная подставка для ног, что-то забормотали. Дверь, похоже, примерзла, изнутри пришлось навалиться, а когда открылась, перед Ри возникла Гейл с Недом на руках, сказала:
— Слава богу, это ты, Горошинка, а не свекор со свекрухой чертовы. Флойда предки за мной следят, точно я нагадила, а не то собираюсь, когда отвернутся.
Флойд сказал:
— Ты бы про них язык не распускала, а? Прикуси и все. Они тебе крышу над головой дали, нет?
Ри улыбнулась, протянула руку ущипнуть Неда за щечку, но отпрянула от требовательных воплей — все личико у него пятнами пошло, руку уронила. Посмотрела на младенческую рожицу, всю кисло сморщенную от нужд, по которым он с рождения ревел, но, видать, никогда не удовлетворит, да и сам себе поименовать не сможет, сказала:
— Пригласишь в дом или мне тут так и стоять?
Флойд произнес:
— Пусть заходит. Ненадолго.
Гейл спросила:
— Слыхала?
— Ну.
Флойд сидел в передней комнате трейлера: развалился в кресле, в руках — пиво на снежный день, на коленях — наушники с длинным шнуром. Ему уже под двадцать, и Ри знала, большинство девчонок сочло бы его симпатичным, мечтательным или еще как. Песочные волосы, голубые глаза, сложен крепко, яркие зубы и улыбка — эдакая. Со средней школы он был стабильно влюблен в Хизер Пауни, но как-то раз Хизер куда- то уехала, а он напился и в «Сонике», в городе, наткнулся на Гейл — и сидел с ней машине, слушал трэш- металл, пока окна не запотели. И на следующий вечер с Гейл встретился, но на этом все — пока через несколько месяцев, весь багровый, не заявился пыхтя Старик Локрам. Флойд вдруг стал папашей с ребенком, а Хизер Пауни трубку теперь снимала далеко не всегда.
Ри сказала:
— Эй, Флойд, гульнуть на сторону перепадает?
— He-а. Урок я усвоил. — Он взял наушники и сунул в них голову, не надев. — Не тусуй тут слишком. У нее теперь ребенок.
— Да, я заметила.
Флойд прихлопнул наушники и отмахнулся от нее.
Гейл стояла в кухне, прижимая Неда к груди. Она была узка в бедрах и тонка членами, лицо резкое и умненькое, веснушчатое. Длинные волосы падали прямо — охряного оттенка, в тон веснушкам, обсыпавшим весь нос и щеки. Костлявое тело ее как-то прятало младенца за слегка округлившимся животом, вплоть до седьмого месяца выглядела она, скорее, чуть надувшейся, не беременной. Враскачку ее так и не раздуло, и уже через пару недель после родов она опять стала щуплой. Все это семейство- материнство ее, казалось, до сих пор ошеломляет, — похоже, она не верила, что оно не улетучится с той же скоростью, как и появилось.
Ри унюхала жир, оставшийся на сковородке, тряпичные подгузники, замоченные в ванне. В раковине скопились уже осклизлые тарелки, на кухонном столике рядом розовыми ручейками подтекала свинина на вечер. Ри обхватила руками Гейл с младенцем и чмокнула в щеку, в нос, в другую щеку. Сказала:
— Ай, Горошинка, блин.
— Не начинай. Не начинай.
Ри запустила пальцы в волосы Гейл, потянула, раздвигая длинные пряди, перебрала их бережно и тщательно.
— Горошинка, они у тебя слипаются.
— До сих пор?
— Я же чувствую.
Тут младенец решил чуток отдохнуть и попускать слюней между выплесками воя, и Гейл поволокла его по узкому коридорчику в спальню, Ри — следом. Стены оклеили большими блестящими плакатами с гоночными машинами. На комоде стояла гигантская пивная кружка, побуревшая от наваленных внутрь пенни. Кровать — неубранное гнездо из желтых простыней и лоскутных одеял. Гейл положила младенца на постель, сама села рядом, сказала:
— Давненько, Горошинка. — Потом, раскинув руки, а ноги оставив на полу, растянулась возле ребенка. — Тебе как будто грустно из-за меня сюда заглядывать.
— Не только поэтому.
— А что еще?
— Все как-то наваливается, вот и все.
— Ну так расскажи.
Ри села на хлипкий стул, подняла ноги Гейл, положила их себе на колени. Сгорбилась, не поднимая взгляда, и стала растирать подруге икры и лодыжки, а сама меж тем рассказывала о папе и законниках, папе и доме, себе самой и мальчишках, о скрипочке Вельзевула. Свет в окне пригас от сумрачного к мрачному, потом опять стал сумрачным, а Флойд по-прежнему время от времени подпевал припевам в наушниках и мычал тексты трэш-металлистов подкладкой под рассказ Ри. Терла она энергично, пока не договорила.
— Ридз-Гэп? А это где, вообще?
— За Дортой, на арканзасской стороне. Она в детсадике работает.
— Надо у него спросить. Он ключи держит.
— Скажи, за бензин я отдам.
Гейл скатилась с кровати на ноги, удалилась к занудному голосу. Не прошло и минуты — вернулась к
