что они брат и сестра. Но и для самого Джеймса гордость значила не меньше — предательство жены и лучшего друга нанесло ему удар столь сильный, что он до сих пор не мог от него оправиться.
— Иногда, — тихо сказала Люси, — единственный способ избавиться от боли — это простить.
Выражение его лица не изменилось, и Люси вздохнула. Джеймс, буквально одержимый гордостью, не собирался прислушиваться к ней и уж тем более принимать ее слова всерьез.
— Доктор объяснил тете Милли, что для мужей процесс рождения ребенка — такое же испытание, приводящее к стрессу, как и для жен, — продолжала Люси. — Прежде мужчины не участвовали в важнейшем событии своей жизни — это было уделом только женщины, и отцу в нем не находилось места.
— Должен признать, что считаю это ужасным, — отозвался Джеймс. — Я бы хотел присутствовать при рождении своего ребенка — это же такой важный момент! И потом, если без тебя не обходится его зачатие, то почему ты не должен видеть, как он появляется на свет?
Сердце Люси дрогнуло, и это ее несколько озадачило. С чего это вдруг она почувствовала себя так необычно при последних словах Джеймса? Да, она вышла за него замуж, спала с ним, но почему-то ни разу не задумалась над тем, что у нее может быть от него ребенок. И вообще, хотел ли он детей?
Интересно, а каким бы он был, ребенок Джеймса? Темненьким, высоким, худощавым, с серыми глазами?
Люси, залившись румянцем, оборвала свои мысли и поспешила вернуться к тому, о чем только что говорила.
— Так вот, после рождения ребенка у жены, как правило, не остается времени на мужа, и он чувствует себя покинутым и разочарованным. Он впадает в депрессию, но никто не обращает на него внимания, в этот-то момент он и может Попытаться найти утешение на стороне.
Это звучит как заклинание у мужчин, которое они выдумали в целях самозащиты.
Если б моя жена родила мне ребенка, я бы не стал искать себе утешительницу.
— Значит, ты сильнее дяди Уильяма… Джеймс фыркнул:
— Перестань его так называть! Тем самым ты продолжаешь лгать!
Люси еще больше раскраснелась.
— Я не могу называть его иначе — я зову его так всю свою жизнь! И потом, если б я начала называть его по-другому, это развязало бы язык сплетникам, ведь в наших краях пик-то не знает об этой истории — доктор все сохранил в тайне, а мама уехала отсюда много лет назад… На самом деле она уехала отсюда, никому ничего не сказав. В Лондоне нашла себе работу в отеле, где и встретила человека, которого я считала своим отцом, — он женился на матери.
— A он знал, что она уже была беременна?
Люси кивнула.
— Тетя Милли рассказывала, что мама призналась ему во всем, а он заверил ее, что нисколько не возражает против ребенка и будет заботиться о нас обоих. Он очень любил мою маму — тетя Милли говорила, что ради нее он был готов на все. Когда она умерла, он совершенно потерял голову — ее смерть перевернула всю его жизнь. А заботиться самостоятельно обо мне он не мог. — Люси прикусила губу. — И потом, вряд ли он хотел тогда, чтобы я осталась с ним. Я бы превратилась в живое напоминание о той, которую он потерял. Если б я еще была его ребенком, то тогда… а так… ну так вот, он не считал, что несет за меня ответственность, и потому привез обратно, а тетя Милли согласилась взять племянницу на воспитание. Думаю, что даже если б он не умер, то все равно никогда бы не вернулся за мной.
— Но что бы он ни говорил твоей матери, не может быть, чтобы он не ревновал ее к Уильяму Грею, — размышлял вслух Джеймс.
Люси отодвинула пустую чашку и опустила глаза.
— Должно быть, она любила его, — пробормотала она.
— Мужа? — В голосе Джеймса прозвучало сомнение.
— Дядю Уильяма.
— Это тебе тоже сообщила тетя?
Люси покачала головой.
— Тетя никогда не пыталась объяснить мотивы поступка своей сестры. Да и я не спрашивала. Просто я сама так решила, потому что знаю тетю Милли и дядю Уильяма.
— А разве для тебя не очевидно то, что ты не знаешь их совсем? — резко спросил Джеймс, и Люси отпрянула — так невероятно зло прозвучал его голос.
— Я знаю только одно, — Люси судорожно сглотнула, — он никогда бы не принудил Девушку к тому, чего бы она сама не захотела!
Джеймс успокоился — похоже, минутный взрыв его гнева был уже позади.
— Ладно, в этом ты, может, и права. Но она была молода, впечатлительна и могла не понимать до конца, что происходит…
— Но мне кажется, что все случилось иначе. И тетя, полагаю, того же мнения. Думаю, моя мама влюбилась в него и ненамеренно, а просто поддавшись чувству, соблазнила. Не верю, что первый шаг сделал дядя Уильям — слишком уж он застенчивый. Тетя Милли всегда верховодила мужем.
— Значит, твоя мама была под стать ей?
Люси замотала головой.
— Нет, она была совсем другой — маленькой и хрупкой. Знаешь, она ведь от лейкемии умерла. Вероятно, она страдала ею многие годы и заболела задолго до того, как недуг обнаружили. Не болезнью ли и объясняется ее безрассудство — может, она предчувствовала близкий конец и спешила жить?..
— Сколько ей было, когда она умерла?
— Всего двадцать один год. — Люси будто впервые услышала эту цифру и внезапно осознала, какой молодой умерла ее мама. Теперь она сама уже старше. — Двадцать один — это же почти ничто, не так ли?
Джеймс помрачнел.
— Бедная девочка. — Он встревоженно взглянул на жену. — А ты похожа на нее? Да правда, ты такая нежная — легко простужаешься и очень худенькая. Но ведь, с другой стороны, ты же и на тетю похожа. У тебя ее железная закалка, ее умение находить выход из любой ситуации.
— Ты мне льстишь, я люблю тетю Милли. Если бы она не нашла в себе силы простить, если б не взяла меня к себе… Скорее всего, я бы оказалась в приюте для сирот и провела очень безрадостное детство.
— Да, — сказал Джеймс. — Она замечательная женщина. Я перед ней преклоняюсь. Хотел бы я обладать ее способностью прощать — мне такое дается ой как нелегко.
Кому-кому, а Люси не надо было об этом говорить. Она лучше других знала о редком неумении Джеймса прощать.
— Вряд ли тете Милли было так уж легко — наверняка она приложила к этому немало усилий, — заметила Люси. — Но, рассказывая обо всем мне, она никого не винила, а просто старалась найти объяснение происшедшему. Вот почему я так уверена в том, что инициатива принадлежала моей матери. Дядя Уильям, по-моему, очень страдал еще и потому, что всю свою жизнь любил только жену.
— В это я не верю, — холодно сказал Джеймс. — Любя жену, переспать с ее сестрой? Нет, я нисколько не сомневаюсь в том, что жену он убеждал в своей горячей любви, но мне его заверения показались бы не слишком убедительными. Думаю, правда в том, что он остался наедине с хорошенькой девушкой, которая дала ему понять, что он ей нравится, и искушение оказалось слишком велико. Хотя, если б он действительно любил жену, то никогда бы не почувствовал искушение.
Люси и сама одно время так считала. Но потом решила: раз тетя Милли простила мужа, то какое право имела она отказать ему в прощении?
— Он слаб, — грустно сказала Люси, — и уступил ей из милости…
— Как Люцифер!
Она криво улыбнулась — слишком уж не похож был дядя Уильям на черного ангела.
— Ну не знаю. Но в отличие от Люцифера дядя Уильям — человек, кроме того, он оборвал роман с мамой, едва начав его, и все потому, что на самом деле любил тетю Милли. Так что самым трагичным во всей этой истории было то, что мама забеременела.
