- Ты что, мой шеф, что ли?
- Ну не шеф, что дальше?
- Я - честная секретарша. Я буду трахаться только со своим шефом. А шеф у меня - Штирлиц! - ответила девушка.
- Да он на тебя даже не посмотрит! - протестовал Айсман, обнимая Наташу за плечи. - Полюби сначала меня, я у него самой близкий друг! Я с ним знаешь в какие истории попадал, закачаешься!
- И не проси, Айсман, - ответила Наташа, отстраняясь.
- Вот так всегда, - обиженно протянул Айсман. - То ли дело были секретарши у Бормана! Такие, истинные арийки! Люблю!
- А я чисто русская девушка.
- Это тоже очень хорошо. За это я тебя тоже люблю, - Айсман задумался. - Знаешь, Наташа, я должен тебе признаться. Я еще и Свету люблю.
- Надо же! Айсман, да ты, оказывается, бисексуал!
В кабинет вошел заспанный Штирлиц.
- Мне - кофе, Айсмана - на фиг, - приказал он и уселся в кресло.
Айсман приглушенно закашлял.
- Да, я, пожалуй, пойду, посмотрю, что с 'Ниссаном'. Значит, Наташа, как и договорились, вечером я к тебе зайду, чтобы полюбить...
Довольный своими амурными похождениями, Айсман выскочил в коридор, откуда послышалась его заунывная немецкая песня: 'Моя прекрасная Гретхен сегодня гуляла с другим...'
- Вечно припрется и мешает работать, - пожаловалась Наташа, грея на плитке турку со свежепомолотым кофе.
- В этом он весь, - согласился Штирлиц.
Наташа поставила перед ним чашку кофе и тарелку с двумя сдобными булочками. Через минуту она снова печатала на компьютере.
- А на чем ты там остановилась?
- 'Если в течении двух дней на наш счет не будет переведено полтора миллиона рублей, средства массовой информации будут оповещены о вашей антинародной деятельности...' - процитировала Наташа и пояснила. - Это для депутата Ивана Ручконожкина. Взялся, гад, торговать Родиной налево и направо!
- Да, рано еще Мюллера списывать на покой! - похвалил Штирлиц. - Какой слог! А фотография на этого Ручконожкина есть?
Штирлиц посмотрел на протянутый снимок.
- Ничего себе, я его знаю! Не ожидал его снова увидеть. Это Ванек, мы с ним вместе в одной клинике лежали. Полный придурок... Надо с него обязательно получить эти деньги, а потом заложить в КГБ.
- Логично.
- Давай я тебе выпишу тысяч двести, купишь себе что-нибудь, предложил Штирлиц.
- А что?
- Ну, купи что-нибудь в магазине Шварцкопфмана 'Нижнее белье и другие сопутствующие товары'.
- Спасибо, - секретарша благодарно захлопала глазами.
- Наташа! Пойдешь со мной в ресторан?
- Пойду. Только ты должен побриться и помыть руки с мылом.
- Ты меня что, хоронить собралась?
Девушка рассмеялась.
- Ладно, договорились, - улыбнулась Наташа и снова застучала по клавишам.
Штирлиц решил не уподобляться Айсману и не мешать девушке работать. Он сделал вид, что просто так здесь сидит. Разведчик положил свои длинные ноги на самый краешек стола, чтобы не испачкать лежавшие на столе важные бумаги, и расслабился.
Его большой и черный пистолет мирно дремал в кобуре, Штирлиц прихлебывал из большой чашки сваренный Наташей кофе и смотрел за окно. Там догорал закат уходящего дня. Закат, правда, был виден плохо, заслоняемый мрачным зданием ГУМа.
Конечно же, Штирлицу хотелось обнять эту увлекательную девушку, Наташу, но он посчитал это аморальным. В этой стране он уже был однажды женат.
Незаметно для себя основатель ШРУ заснул. И видел он сладкий сон со сладкой парочкой. Этой парочкой были он сам и девушка Наташа.
По всем признакам сон обещал стать вещим.
ГЛАВА 10
ШТИРЛИЦ ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА МИЛЫЕ СЕРДЦУ РУИНЫ
На следующий день Штирлиц оставил Айсмана копаться в забарахлившемся 'Ниссане', а сам решил съездить к своей жене в Новогиреево.
Он не видел ее пятнадцать лет. Раньше Штирлиц не мог приехать к своей жене, все как-то было некогда. Сначала был смертельно занят, а в последние годы здорово сдал, опустился: стал пить плохой самогон и даже перестал смотреть телевизор. Показываться на глаза жене в таком состоянии ему было просто стыдно.
Штирлиц подъехал на побитом 'БМВ'. Он остановился возле второго подъезда девятиэтажного дома, вылез из машины и осмотрелся. Все оставалось таким же, и все напоминало ему о годах, прожитых в этом дворе. Вот справа стоят те же помойные ящики, доверху заваленные мусором и отбросами, слева - просто мусорная куча, которая росла год от года и наконец в ней стало вырисовываться какое-то архитектурное сооружение в стиле 'модерн'. Штирлиц мрачно засопел, широким жестом достал из кожаной куртки папиросу и прикурил от позолоченной зажигалки, выполненной по заказу Мюллера и подаренной им же на день рождения.
- Максим Максимыч! Ты ли это!? - раздалось от старичка, сидевшего на лавочке.
Штирлиц прищурился и опознал соседа по лестничной площадке отставного партократа Илью Филимоновича Лизоблюдова. Илья Филимонович, семеня своими короткими ножками, уже струился в сторону Штиролица.
- Привет, Филимоныч! Как житие-бытие?
- Да разве это жизнь! При Брежневе-то как хорошо жили, а теперь никому стал не нужен.
- Работать надо, - наставительно бросил Штирлиц.
- Кого! Я свое уже отбарабанил!
- А я вот нет.
- Максим, а здесь ты что делаешь? Наконец-то вспомнил об отчем доме?
Старик доковылял до разведчика, бросился в объятия и долго рыдал на плече. Штирлиц невозмутимо курил, дымя в сторону от Лизоблюдова.
- Как я тебя ждал, думал, не доживу... Принес ли ты свой долг, что брал у меня пяднадцать лет назад?
- Принес, - неприязненно бросил Штирлиц, который никогда не любил попрошаек. - Сколько я там тебе должен?
- Я тебе давал на три бутылки водки, если по три шестьдесят две, то почти двенадцать рублей. Значит, по теперешним ценам, семь тысяч двести тринадцать...
- На возьми, - сказал Штирлиц, достал из своего бумажника две купюры и протянул их старику. - Все, что могу. Сдачи не надо.
- Ну вот и хорошо, - прослезился Илья Филимонович.
'Столько лет стоял на стреме... - подумал про себя Штирлиц. Совсем из ума выжил старик'.
- Ну, как тебе наши руины?
- Они милы моему сердцу, - отозвался Штирлиц. - Слушай, а чего это ты называешь этот дом руинами?
- Ходят слухи, что в нашем районе объявились террористы. В соседний дом они уже подложили бомбу, недавно все взорвалось. Вот, посмотри...
Штирлиц посмотрел на руины соседнего дома. В общем-то ничего примечательного. В 1944 году он видел кое-что и похлеще, правда, в Германии. 'Ну, там во всем опередили нас', - подумал Штирлиц.
- Максим, а ты сейчас откуда прибыл? Из Южной Родезии, что ли? Ты так загорел!
Не отвечая, Штирлиц мягко разжал руки старика на своем плече, который, казалось, вцепился в свое