речи. Первым из шока вышел Толик.
– Так… – сипло проговорил он. – Попробуем завестись…
3
Да, это вам была не река! Дюралька штурмовала каждую волну, как гусеничный вездеход штурмует бархан. Сначала остров приближался медленно, словно бы нехотя, а потом вдруг сразу надвинулся, угрожающе зашумел прибоем.
Лодка удачно проскочила горловину бухточки, радостно взвыла и, задрав нос, понеслась по зеркальной воде к берегу. Толик поздно заглушил мотор, и дюралька на полкорпуса выехала на чистый скрипучий песок.
Роскошный подковообразный пляж был пугающе опрятен: ни обрывков бумаги, ни жестянок из-под консервов. У самой воды, где обычно торчат остроконечные замки из сырого песка, рассыпаны были редкие птичьи следы. Амфитеатром громоздились вечнозеленые заросли. С живописной скалы сыпался прозрачный водопадик.
– Ребята… – послышался потрясенный голос с заднего сиденья. – Но ведь это не укладывается в рамки общепринятой теории…
– Да помолчи ты хоть сейчас! – взвыл Лева. – Какая, к чертям, теория? Толик, скажи ему!..
Толик, вытянув шею, смотрел поверх ветрового стекла куда-то вдаль.
– Баньян[1], – тихо, но отчетливо произнес он.
– Где? – испугался Лева.
– Вон то дерево называется баньян, – зачарованно проговорил Толик. – Я про него читал.
Дерево было то еще. Стволов шесть, не меньше. То ли крохотная рощица срослась кронами, то ли каждая ветвь решила запустить в землю персональный корень.
– Где? Г-где?.. – Лева вдруг стал заикаться.
– Вон, правей водопада…
– Да нет! Где растет?
– В Полинезии, – глухо сказал Толик.
– В Поли… – Лева не договорил и начал понимающе кивать, глядя на баньян.
– Перестань, – сказал Толик.
Лева кивал.
– Может, воды ему? – испуганным шепотом спросил Валентин.
Толик нашарил под сиденьем вскрытую пачку «Опала», кое-как извлек из нее сигарету и не глядя ткнул фильтром сначала в глаз Леве, потом в подбородок. Лева машинально щелкнул зубами и чуть не отхватил Толику палец. Со второй попытки он прокусил сигарету насквозь.
Так же не глядя Толик сунул пачку Валентину, но тот отпрянул и замотал головой – месяц назад Наталья, прочитав статью о наркомании, настрого запретила ему курить.
Лева перестал кивать. Потом, напугав обоих, с шумом выплюнул откушенный фильтр.
– А чего, спрашивается, сидим? – вскинулся он вдруг.
Так и не дав никому прикурить, Толик сделал над собой усилие и вылез из дюральки. Постоял немного, затем поднял глаза на заросли и неловко сел на борт.
– Ребята… – снова подал голос Валентин.
– Знаю! – оборвал Толик. – Не укладывается. Слышали.
Он вскочил, выгнал из лодки Валентина и Леву, столкнул ее поглубже в воду, пристегнул карабин тросика и, отнеся якорь шага на три, прочно вогнал его лапами в песок. Спасался человек трудотерапией.
Сзади послышались не совсем понятные звуки. Толик обернулся и увидел, что Лева сидит на песке и бессмысленно посмеивается, указывая сломанной сигаретой то на бухту, то на баньян, то на водопадик.
– Послушайте… – смеялся Лева. – Этого не может быть…
Он встретился глазами с Толиком, поскучнел и умолк.
– Оч-чень мило… – бормотал между тем Валентин, очумело озираясь. – Позвольте, а где же?.. Я же сам видел, как…
Он кинулся к лодке и бережно вынес на песок чудом не оброненный за борт моток толстой медной проволоки. Собственно, мотком это уже не являлось. Теперь это напоминало исковерканную пружину от гигантского матраца, причем исковерканную вдохновенно.
И еще одно – раньше проволока была тусклой, с прозеленью, теперь же сверкала, как бляха на параде.
– Оч-чень мило… – озадаченно повторял Валентин, обходя ее кругом. – То есть в момент разряда моток принял такую вот форму…
Услышав слово «разряд», Толик встрепенулся.
– Валька! – умоляюще сказал он. – Ну ты же физик! Теоретик! Что же это, Валька, а?
Лицо у Валентина мгновенно сделалось несчастным, и он виновато развел руками.
– Давайте хоть костер разожжем! – от большого отчаяния выкрикнул Лева. Он все еще сидел на песке.
Толик немедленно повернулся к нему.
– Зачем?
– Может, корабль какой заметит…
Лицо Валентина выразило беспокойство.
– Лева, – с немыслимой в такой обстановке деликатностью начал он. – Боюсь, что тебе долго придется жечь костер…
– То есть?
– Видишь ли… Насколько я понимаю, перенос в пространстве должен сопровождаться переносом во времени… Боюсь, что мы в иной эпохе, Лева. И если это действительно Полинезия, то похоже, что европейцы здесь еще не появлялись…
Лева обезумел.
Он вскочил с песка. Он метался по пляжу, он кричал, чтобы Валентин взял свои слова обратно. Потом, полагая, видимо, что одним криком не убедишь, попытался применить силу – и его пришлось дважды оттаскивать от большого и удивленного Валентина. Наконец Толику надоела неблагодарная роль миротворца, что немедленно выразилось в коротком тычке по Левиным ребрам.
– Кончай! – внятно произнес Толик.
Будучи в прошлом одноклассниками, инженер Лева, слесарь Толик и физик-теоретик Валентин знали друг друга до тонкостей. И если у Толика вот так на глазах менялось лицо, это означало, что робкого Валентина опять обижают и что в следующее мгновение маленький худой Толик пулей влетит в потасовку, как бультерьер Снап из известного рассказа Сетона-Томпсона.
Лева мигом припомнил золотые школьные деньки и притих.
– Слушай, сейчас хлебнуть бы… – берясь за горло, обессиленно сказал он. – Достань, а?
– Водка на яхте, – напомнил Толик.
– Слу-шай… – выдохнул Лева. – А яхта где? Где «Пенелопа»?
Оба почему-то посмотрели на горловину бухты. Там ходили белые, как закипающее молоко, буруны.
– Эх, не послушал я Федора, дурак, – с сожалением молвил Лева. – Он же предлагал: идем на яхте… Нет, надо было мне влезть в твою жестянку! Был бы уже в городе… протокол бы составляли…
– Как дам сейчас в торец! – озлился Толик. – Без протокола.
– Ребята…
…И так неожиданно, так умиротворенно прозвучало это «ребята», что оба с сумасшедшей надеждой повернулись к Валентину. Все-таки физик… теоретик…
Теоретик стоял возле сверкающей медной спирали и с живым интересом оглядывал пейзаж.
– Ребята, я все-таки с вашего позволения возьму одну «опалину»?..
И, получив в ответ обалделый кивок, направился к берегу, мурлыча что-то из классики.
– Что это с ним? – тихо спросил Лева.
Толик неопределенно повел плечом.
