Четверка отдыхала на бревнах в углу боевого поля. Пятнадцать частей перерыва, и снова на площадку. В мечевом бое «наймиты» тренировались со старшей группой и не уступали никому. Собственно, если не Донч, так были бы сильнее всех. Во всяком случае, в бою троек Шарль, Свен и Мирза всегда выигрывали. Даже в четверках успевали прикрывать Донча. В первые дни побеждали за счет хитрых приемов, полученных от отцов и их друзей. Сейчас уже и русинские уловки выучили. Чуяли парни оружие, только покажи как. У Донча выходило похуже. В боях «двоек» его задача — прикрывать напарника. И продержаться «живым», пока Шарль или Свен не выведет одного противника из игры. Получалось это далеко не всегда. А ведь работая в парах друг с другом «наймиты» нападали, а не оборонялись. Но Донч бился хуже всех в группе, потому о нападении и речи не было. Ему еще учиться и учиться, прежде чем перестанет быть слабым звеном в четверке. И уставал он больше всех. Потому краткий миг передышки старался использовать как можно полнее. От того и треп друзей в перерывах слушал вполуха. Что еще за «больчи» придумали?
— Ну эти частички, из которых всё сделано.
— А… Молекулы, — сообразил Донч. Больше из контекста вопроса, чем из объяснения Свена. — А почему «больчи»? Они же маленькие.
— Маленькие, — согласился здоровяк. — Но всяко больше мельчей.
— Кого?
— Не кого, а чего. Больше атомов, — подсказал Шарль. — Мы давно их так называем. «Мельчи» и «Больчи». Так понятнее получается. А для совсем мелких частиц названий пока не придумали.
— Ага, — задумчиво произнес Донч, проговорив про себя нововыдуманные соратниками слова. — И правда, удобнее. Так в чем вопрос?
— Все сделано из больчей, — сказал Свен. — Больчи сделаны из мельчей. А мельчи из совсем маленьких частей, между которыми пустота. Так?
— Ну так, — согласился Донч.
— Но тогда получается, и люди так сделаны?
— И люди.
— Вот! И выходит, люди из пустоты сделаны. Или почти из пустоты! — Свен сконфуженно посмотрел на товарища. — А я себя щупаю — совсем не пустота. Даже очень не пустота.
Донч задумался. Сам он прекрасно всё понимал. Но понимать и суметь объяснить — вещи разные. Человек так устроен, что лучше всего понимает примеры. И чтобы яркие, образные были.
— Ты щупаешь пальцами, — наконец сказал мальчик. — Пальцы у тебя большие. Были бы они размером с эти ваши мельчи, пустота бы нащупывалась. Как в решетке. Видишь дырки, руку просунуть можешь. А как спиной в доспехе шандарахнешься — как об стену!
Ребята задумались.
— Точно, — сказал Мирза. — Но тогда смотри что выходит. Если все из пустоты, то и князь из пустоты состоит. Что ж мы пустоте служим? Ерунда какая-то получается.
— Ты это князю заяви. Княже, мол, ты ж ведь пустота! Так иди лесом гулять! — подначил Шарль. — Он мигом с тебя снимет ту пустоту, что над плечами торчит. За слова предерзостные.
— Не снимет, — сказал Донч, — Ярослав на детей не обижается. Объясняет даже.
— Ярослав не снимет, другой снимет, — возразил Шарль. — Лучше князьям такого вообще не говорить. Пусть пребывают в невежестве.
— Последнюю фразу им тоже лучше не говорить, — заметил Свен.
— А чего страшного? — спросил Мирза. — Ну отрежется один кусок пустоты от другого куска. Будет пустота о двух кусках…
— Знаешь, — улыбнулся франк, — я лучше одним куском побуду. Цельной пустотой.
— Вопрос, надо ли подчиняться князю, если он пустота, конечно, интересный, — задумчиво сказал Донч. — Но мы же — тоже пустота. Если одна пустота слушается другую пустоту, то это правильно. Пустота тоже должна быть как-то устроена…
— А меч — тоже пустота, — произнес Мирза. — Но острая и голову на раз сносит.
— Так и через решетку можно по частям провалиться. И доспехи не спасут. Если прутья заточены и удар сильный.
— Ни хрена я не понял, — грустно сказал Свен. — Берет одна пустота другую пустоту, машет ей через третью пустоту, и человека нет. Только голова по земле катится… Вернее, пустота в форме круга. Шара, — тут же поправился парень, не дожидаясь справедливых упреков за неграмотность от соратников.
— Не хочешь, чтобы катилась, — назидательно проговорил Шарль, — хватай вторую пустоту и учись ею третью пустоту разгонять. Разбираем мечи — и в круг. Наш черед.
Под стенами Магдебурга, год 942 от Рождества Христова, апрель
— Герр барон!
Гюнтер говорил тихо, но озабоченность в голосе чувствовалась.
— Что тебе? — толком не проснувшись, рыкнул фон Эхинген в ответ. — Ночь кругом!
— Есть сведения, — капитан не обратил внимания на нескрытый намек сюзерена, и продолжал маячить в проходе. Яркая Луна за спиной обрисовывала силуэт столь четко, будто чеканила его на железе…
— А до утра не терпит?
Вылезать из-под теплой шкуры не хотелось. Тем более, вечером разболелась голова. В положении лежа боль почти не ощущалась, но стоило встать, и начинали накатывать тягучие горько-кислые волны. У Вернера подобное недомогание случалось и раньше. Давний удар по шлему не обошелся без последствий. Лекарство было только одно — сон. И именно его и лишал сейчас настырный капитан.
— Всё и всегда терпит, — ответил Гюнтер, отступая с прохода. — Но последствия терпения бывают разные.
Чертыхнувшись, фон Эхингем выбрался из палатки.
— Ну?
Капитан не спешил. Сначала еще раз огляделся, убедившись, что никто не сможет услышать их разговор. Впрочем, посреди лагеря стояла тишина, прерываемая лишь унылой перебранкой маркитанок, поминающих прежние грехи товарок. Барон, дожидаясь ответа, успел несколько раз зевнуть, чуть было не поймав ртом ночного мотылька…
— Первое, — сказал, наконец, Гюнтер. — Русам, действительно помогает дьявол. Или кто-то из Старых. Прошлым летом поляне пытались сходить на Киев. Рассказывают такое, что волосы дыбом встают.
— Здесь и поляне есть? — удивился Вернер. Свежий ночной воздух прогнал не только сон, но и головную боль. — Не замечал.
— Не удивительно, что не замечал. Их здесь практически нет. Кроме, разве что, перелетных бродяг- наемников, — усмехнулся Гюнтер. Капитан и сам был из таких. Хотя, конечно, из германцев, а не славян. — Но слухи ходят. И не только слухи. Полянское войско споткнулось о десяток воинов. Споткнувшись, потеряли чуть ли не половину. Земля вставала на дыбы, а молнии жгли воев сотнями…
Фон Эхингем недоверчиво усмехнулся. Раньше капитан не был замечен в легковерии:
— Ага! Слышали и мы заячьи байки. Сначала бегут от одинокого воина так, что у сапог подметки дымятся, а потом рассказывают, что тот ростом выше деревьев, поперек себя шире, кидался молниями и тряс землю. И вообще, врагов было аж трое, а нас всего дюжина.
— Возможно, — не стал упорствовать Гюнтер. — Но нынешней осенью Гнезновский замок Льстислава сравняли с землей за одну ночь. И это не байки и не слухи. Сведения надежные, — для пущей убедительности капитан кивнул в сторону аббатства Святого Мориса. В котором, как все знали, Оттон пользуется бенедиктинским гостеприимством.
Барон присвистнул: разрушить замок, даже самый плохонький — не самое простое дело. Тут нужен труд сотен землекопов и каменщиков. Тем более, что его сначала надо взять.
