думаешь, мне прилично пойти на кладбище?
— Твое дело! — Вадим, оттянул подтяжки. Прошел по комнате. — Занес твоей матери продукты. Жаловалась на тебя. Редко заходишь!
— Боюсь! Станет о Володе спрашивать. Не знаю, что говорить!
— Пусть похороны пройдут! Тело земле не предано, а я стану просить, предлагать, понимаешь? — Вадим остановился перед женой. Она съежилась под его пристальным взглядом, словно ожидая удара. Он обнял жену, погладил по волосам. — Потерпи! Вытащим из тюрьмы, отошлем куда-нибудь, может быть, за границу.
Тамара всхлипнула. — Ну, будет! Вадим поцеловал жену в волосы, пахнущие сладким, непонятным ароматом, отошел, сел на диван.
Приласкал, за сколько лет. Женщина поглядела на мужа, ожидая ласкового взгляда. Но Вадим закрыл глаза, погрузившись в невеселые мысли.
Глава 22.
Нина спустилась по ступенькам школьного крылечка. Пойти домой? Павел еще на работе. Прошла по тротуару, остановилась, и, повернув в обратную сторону, ускорила шаги.
— Ну, спасибо, заглянула в родной дом! — открыла дверь Зинаида Васильевна.
Женщина, не скрывает радости. — В школе, не поговорить, к тебе домой, ой как не хочется приходить! Теща! Никак не привыкну к новому званию!
Нина обняла мать за плечи, вдохнув родной запах любимой, домашней еды.
— Павлик добрый! Приходи в любое время, мы всегда рады!
— За отцом кто заботиться станет! С утра до вечера в больнице. Главврач, ответственная должность! Ладо, проходи, будем обедать.
Нина прошла на кухню. — По твоему совету, к девочке этой, Наташе Федоровой ходила.
— Как она! — Зинаида Васильевна присела на табурет.
— Плохо! Мать из больницы выписали. С девочкой на моих глазах случился припадок, потом обморок. Я сделала укол. Страшно мама! Чувствую себя перед ней виноватой.
— Кто тебя обвиняет?
— В общем, никто! Павлик ведет следствие! Брата ее Михаила, посадили в тюрьму. Завтра похороны этого парня, которого они убили. Сожгли на вечном огне, еще живого. Как подумаю, все внутри содрогается!
— Завтра, говоришь похороны? Надо пойти! Надежда твоего отца с того света вытянула. Дежурила возле него днем и ночью, когда у него инфаркт был. Бедная женщина! Я сегодня ему по телефону сказала, когда сможет, тогда и выйдет на работу. Не упрекай! Ей тяжело! Стакана воды подать некому. У всех свои дела. Я так и не смогла найти время заглянуть к ней. Все стали жестокими. Думаем прежде о себе.
Надя остановила взгляд на столе. Чашки с недопитым чаем, куски колбасы на тарелке, остатки хлеба в решетчатой хлебнице. Взяла в руки серую, бумагу, прочитала вслух, надпись, черными, крупными буквами: — Свидетельство о смерти. — Развернула. Никитин Сергей. Глаза застлало темной пеленой. В голове закружилось. Завтра похороны Сережи! Завтра! Вот и дождалась! Сына поеду хоронить! Кажется, совсем недавно, они вместе с мужем привезли маленький живой комочек в голубом покрывале. Ярко светило весеннее солнце. Он двигал маленькими ручками и ножками. Счастливые, не отводили глаз от малыша. Теперь, готовься, мать, завтра опустят твоего сына в сырую, осеннюю землю. И останутся только воспоминания. Она прислонилась к спинке дивана, закрыла глаза. Галя сказала, Георгий Львович похлопотал, машина, гроб. Утром Галя заедет за мной. Она потерла ладонью лоб. Платье черное есть, в нем Диму хоронила. Полезет оно на меня? Сколько лет прошло? Да, вроде и не изменилась. Встала, открыла шкаф. Перебрала вешалки. Моего почти и нет. Сережкины вещи. Его одеть надо! Нагишом в гроб не положишь! Где темно синий костюм? Он в нем ушел на гулянье. Тогда вот этот, черный в тонкую белую полоску. И рубашку белую. Новую, надел в тот вечер. Эта еще не старая, даже не рваная. В магазин уже не успею сходить. Носков много, туфли есть, тоже ношеные, где теперь все новое взять? Она собрала вещи, дошла до дивана, разложила, стала еще раз пересматривать. Костюм, рубашка, носки, туфли. Еще майка и галстук. Снова подошла к шкафу. Потянула с полки целлофановый пакет с белой майкой. Пожалел надеть, вот и сохранилась. Слава богу! Хоть одна вещь не надеванная. На тесемке, сбоку висят несколько галстуков. Темно синего в белый горошек, его любимого тоже нет. Вот этот подойдет! Пальцы коснулись серого, с широкой, синей, поперечной полосой. Отдернула руку, словно, уколовшись. Потом сняла галстук, взяла с полки новенький, белый, носовой платок. Надо положить под подушку маленькое зеркальце и расческу. Женщина пошла в ванную, взяла с полочки узкую красную расческу в футляре. Подняла глаза, посмотрела на себя в зеркало. Неужели это я? Серые щеки, впалые, черные глазницы, заострившийся нос. В зеркало нельзя глядеть сорок дней! Вспомнила она. Опустила глаза, и вышла из ванной. В ящике стола в коридоре, долго перебирала, старые, забытые сувениры, когда-то подаренные на праздники. Она не любила безделушек, и совала их в беспорядке по ящикам, столов, тумбочек, шкафов. Теперь, с ожесточением, расшвыривала, весь хлам. Вот ведь сколько, накопила ненужных вещей! Наконец, на дне ящика увидела зеркало овальной формы, в красном ободке, с ручкой. — Извини, сынок, другого нет! — повертела сувенир в руках. Кто дарил? Я им никогда не пользовалась! Вернулась в комнату, подошла к дивану. Аккуратно сложила брюки, пиджак, рубашку, сверху майку, галстук, носки, платок, поставила туфли. Затем положила зеркало и расческу. — Ну вот, собрала одежду для сына! — увязала вещи в белый ситцевый платок. Села, перебирая в памяти, собранные вещи. Ничего не забыла? Теперь себя собрать. Платье на антресолях! Взяла стул, вынесла в коридор. Опершись на спинку, поставила сначала одну ногу, потом вторую, потянула ручку дверцы антресоли. Бросила на пол, желтый пакет, тяжело слезла со стула. Вытряхнула содержимое. Черное шерстяное платье. Атласная черная косынка, черный жакет, оставшийся от матери. Митеньку тоже осенью хоронила, вспомнила она. Прикинула к груди жакетку. Буду выглядеть на похоронах, франтом. Туфли в коридоре. Больше ничего не надо. Повесила вещи на спинку стула. Надя представила себя в завтрашнем наряде, и осталась довольна. В нее словно вдохнули живую струю. Женщина подошла к тумбочке под телевизором, открыла ящик, вытащила большой альбом в коричневой обложке. Прижала к груди, как драгоценную ношу, села на диван, положила на колени, раскрыла. На первой странице молодая женщина в велюровой шляпке и темноволосый мужчина в клетчатой кепке. — Мамочка моя и папка! — прошептала Надежда. Вытащила фото, приложила к груди, потом к губам. — Мои родные! Завтра внука вам отдам! Не успели налюбоваться им при жизни. Теперь он с вами останется навсегда. Будет охранять ваш покой. Никому не даст в обиду. А я останусь совсем одна. Не знаю, сколько выдержу! Может быть, скоро свидимся! — туман застлал глаза. Потерла веки пальцами. Слез нет! Сердце мое застыло! Не могу плакать! Сжала ладонями голову. В висках, уже который день подряд, стучат молотки. Перевернула страницу. Девочка, с торчащими в стороны тугими косичками, хитро улыбается, кокетливо отставила ножку в лаковой туфельке. В первый класс мама собрала, папка настроил фотоаппарат, а я состроила рожицу. Надежда улыбнулась. В нижнем углу альбома, девушка в белом гипюровом платье, толстая темно русая коса перекинута на грудь. Школу закончила! Все девчонки волосы навили, а мне отец не разрешил косу отрезать. На другой странице. Институт! Москва! Девчонки в общаге! День рождения отмечали. Вот и Димка в уголке. На порог его не пускала. Пока не окончу институт, замуж не выйду. Он ждал! Она по ночам плакала в подушку. Боялась, не дождется. Слово, данное отцу, не могла нарушить! Откинулась к спинке дивана, опустила усталые веки на воспаленные от бессонных ночей, глаза. Институт окончила, вышла замуж. Снова склонилась над новой страницей. В свадебном одеянии. Вернулись в ее родной город. Он детдомовский, куда она, туда и он. Перевернула страницу. Сережке шесть месяцев. Маленький, толстый карапуз, на руках у Мити, улыбается беззубым ртом. Очень веселый мальчик! А потом, вдруг описал Митю. Она громко смеялась вместе с фотографом. Дима обиделся. Фотограф успокоил, сказал, на свадьбе у сына будет гулять. Не пришлось! Ушел Митя! И ей не придется гулять на свадьбе. Завтра проводит Сергея в последний путь! Там он встретится с отцом, дедом, бабкой. Переворачивает страницы, быстро пробегая глазами сверху вниз. Сережкино детство! Школа, первый класс. Как же он похож на нее? А иногда, кажется, на отца! Говорят, сын похож на мать, счастливый! Только счастье где-то затерялось! Так же, как и мое. Мелькнуло, блеснуло белозубой Митиной улыбкой, и исчезло. Сына подарила судьба, не дала насладиться радостью общения. Забрала в темноту неизвестности. Внуков теперь не дождаться! Прекратился ее род. Некому продолжить их древо жизни. Не успел он посадить
