Этой ночью Дэнни бредил, лоб горел. Человек-Призрак не переставал ехидно ухмыляться. Но главное, Человек-Призрак подмигивал. Дэнни видел его, даже забравшись под одеяло с головой.
Тук. Тук. Тук. Стук его трости по ледяным облакам.
Тук. Тук. Тук. Нетерпеливый стук.
Потому что Человек-Призрак чего-то ждал.
Золотой утренний луч света жалостливо коснулся Дэнни, вернув его в реальность.
В доме тишина.
Дэнни поплелся на кухню. И, проходя по коридору, прозорливо опустил глаза, даже не взглянул на картину. Прошел мимо нее, как поезд мимо станции.
Его рука уже шарила в холодильнике. Сквозь ставни пробивался луч света.
Он решил посмотреть на часы. Подумал об этом.
В холодильнике несметное количество чешского пива «Budweiser» и пачка просроченного молока — просроченного с формальной точки зрения.
Дэнни научился тому, что срок годности продуктов не может истечь. Если понюхаешь что-нибудь съестное и желудок не скрутит до смерти — значит ничего страшного, продукт еще не испортился.
Поэтому молоко и хлопья: у них, вот уж правда, никогда не истекает срок годности.
Снова решил посмотреть на часы.
Время было. Он громко хлопнул дверцей холодильника.
В квартире стояла тишина.
Смахнул рукой остатки вчерашней еды и сел за стол. Жадно поел. Шумно.
Все еще тишина.
К черту! Дэнни посмотрел на верх холодильника. Встроенные часы поневоле показывали то, что было: двенадцать.
Дэнни смирился. Встал и принялся ходить по коридору, но в этот раз тихо, очень тихо, потому что у привидений очень чуткий сон, даже днем.
Дверь спальни матери была приоткрыта.
Внутри стоял запах ржаного виски, который ни с чем не спутаешь.
Папа вернулся.
Дэнни ладошкой толкнул дверь.
И обнаружил, что у Белого Кролика, похищающего его мать, были острые клыки.
Отец валялся в бессознательном состоянии. Бутылка ржаного виски держалась в его руке, не подчиняясь ни одному из законов физики, висела в нескольких сантиметрах от загаженного пола, как будто вся жизненная энергия этого типа сконцентрировалась именно там, в подушечках пальцев.
Но он не спал.
Мать да, та спала.
— Дэ-э-энни…
Дэнни не вошел. Стоял истуканом на пороге. Когда в воздухе висит запах ржаного виски, всегда лучше оставаться на пороге, потому что отец поступал как настоящий крокодил. Вел себя спокойно, почти до конца погрузившись в мутные воды, затем резко становился жестоким и с бешеной скоростью набрасывался на жертву.
— Твоя мать, шлюха, не будет трепать нам больше нервы своими проклятущими таблетками… она их ведро проглотила, сука…
Дэнни почувствовал, как в горле застряло что-то гигантское. Оно не проходило ни вниз, ни вверх.
Мать заснула. И больше никогда не проснется.
— Дэнни-и-и-и-и!
Бряц!
Бутылка ржаного виски вдребезги разбилась о стену. Дэнни видел, как она летела, и спрятался за стеной.
Всегда на пороге. Всегда стоять на пороге.
— Я с тобой говорю, парень… Что мы теперь будем делать с тобой вдвоем, а?! У меня есть парочка идей.
Всегда молчать. Всегда молчать, как рыба.
Отец будет говорить дальше. А Дэнни надо только кивать. Просто, надежно, проверено.
Отец говорит: ему надо подождать, пока с него «сойдет сон» (так он называет свое состояние). Потому что от бутылки ржаного виски можно и вправду заснуть.
Он подождет, пока с него не сойдет сон, и потом понесет то, что осталось от матери, в больницу. А потом вернется, и все будет как раньше, даже лучше — полная свобода.
— Потому что мужчины лучше понимают друг друга, сынок…
«Призрак Оперы» рок-группы «Айрон Мэйден» отражается от стены, режет уши.
Дверь спальни открыта.
Отец не закрывает ее, даже когда трахается.
Дэнни слышит, как стонут две девушки.
Такое часто случается. Правда, не каждую ночь. Каждую ночь он не может. Иногда он не смог бы и полночи. Но сегодня он в форме. И отец трахается. И орет:
— I’ve been looking so long for you, now you won’t get away from my gra-a-a-a-a-a-a-asp!
«You’ve been living so long in hiding, in hiding, behind that fals mask. And you know and I know that you ain’t got long now to last. Your looks and your feelings are just the remains of your past».
Одеяло натянуто до самых глаз Дэнни.
Дэнни хочет в туалет, писать. Он сворачивается в позу эмбриона, зажав ладони между ног. Молит, чтобы пришел сон.
Но вместо сна его разрывает от желания пописать.
К черту! Дэнни встает, руками зажимает уши. К черту «Призрак Оперы», к черту отца! Маленькие ножки топают по коридору, мимо картины, продолжают путь мимо комнаты, глаз улавливает только тени трех тел, отбрасываемые на кафельную плитку: бешеный трехглавый цербер. Дэнни не разрешает себе думать об этом.
Дэнни доходит до туалета.
Воняет сексом, мочой, пивом и ржаным виски.
Он делает то, что хочет, и возвращается в коридор.
— Эй, какой хорошенький!
— Он красивее тебя, знаешь?
Девушки стоят на пороге. Они закончили. Они щиплют его за щеки и целуют в лоб.
Девушки воняют сексом, пивом и ржаным виски.
— Хочешь попробовать, Дэнни? — грубо спрашивает отец.
Дэнни плетется дальше с опущенной головой. Слышит, как они смеются. Его тошнит.
Он не замедляет шага, но взглядом ищет картину.
Человек-Призрак на этот раз серьезный. Человек-Призрак знает, здесь нет ни хрена смешного.
Дэнни останавливается. Теперь ему плевать на смешки.
Может, вчера вечером он ничего не увидел? Может, он глупый-глупый ребенок? Картина и картина, ничего особенного.
Ничего опасного.
Внутри Дэнни что-то шевелится — мысль. Озарение.
Может, ему надо взять картину к себе в комнату?
Может быть.
Смог забивает дыхание. Душит.
