Ивановичу Швельнису. Вот с кем приятно иметь дело!
Швельнису лет двадцать пять. Сам он не камышловский, а из города Владиславова Сувалкской губернии. Фронтовик, член нашей партии. После Октябрьской революции был комиссаром 136-й пехотной дивизии, действовавшей против немцев. Но со мной держится, как ровня., О чем бы ни зашла речь, все объяснит подробно, обстоятельно. Потом спросит: «Понятно?».
К Швельнису часто приезжают крестьяне из окрестных деревень. Он с каждым умеет побеседовать внимательно, сердечно, как друг.
А на митинге я видел Швельниса совсем другим. Беспощадно громил он меньшевиков и эсеров.
…Трудно мне было все это время еще и потому, что ученье в седьмом классе подходило к концу. Завершил год неплохо. Экзамены не проводились, хотя мы их и ждали. Всех нас перевели в восьмой класс. Но придется ли мне в нем учиться?
Через два дня исполнится месяц, как я стал партийным. Сижу сейчас и думаю: что же в моей жизни самое хорошее за этот месяц? Отвечаю так: я увидел и узнал настоящих людей — большевиков.
Когда еще жил на квартире у Заостровской, туда часто наведывался ее зять Лукин. Он имел в городе небольшую торговлю. Я смотрел на него и радовался: хороший человек, добрый, обходительный, каждому готов помочь. Теперь товарищ Лукин — продовольственный комиссар уезда. Он, оказывается, не первый год в партии.
Или учился у нас в гимназии Анатолий Голубчиков. Бедняк из бедняков, сын старого водовоза. Я с ним был мало знаком. Он года на три старше. Но слышал, как о нем говорят: «Серьезный, самостоятельный парень».
На днях зашел в уездный исполком. Вижу — Анатолий.
Здорово!
Здорово!
Заходи ко мне, поговорим. — И ведет в комнату, на двери которой карандашом написано: «Заведующий отделом юстиции товарищ Гаревский».
Чего же, — говорю, — мы в чужую комнату пойдем?
Не чужая, — отвечает Анатолий. — Я и есть Гаревский.
Потом все объяснил. Он, оказывается, не сын водовоза, а приемыш. В гимназию записали его по приемному отцу. Когда же вырос и вступил в партию, товарищи посоветовали называть себя тем, кем является в действительности, т. е. Гаревским.
Несколько раз видел председателя уездного исполкома товарища Цируль. Он из латышей. Бывалый подпольщик. Много, видно, пережил. И здоровье в борьбе потерял. Лицо совсем зеленое, под глазами темные мешки. Ему бы в больницу лечь, а он день и ночь работает. Но когда выступает, забываешь, что товарищ Цируль — чахоточный. Каждое слово огнемобжигает.
Очень уважают у нас председателя горсовета товарища Сыскова. Его, старого камышловского рабочего, многие знают. Только никто не ведал, что товарищ Сысков давно состоит в партии.
Вот какие люди у нас!
Но и врагов хватает.
Взять Сметанина, хозяина кинематографа «Чудо». Этот буржуй отказался платить налог в пользу просвещения. Не пустил комиссию горсовета, обругал ее гадкими словами.
За саботаж и неподчинение власти Сметанина предали суду трибунала. Приговорили к трем месяцам принудительных работ.
Но что там Сметании! Он — откровенный противник. А есть такие, что на словах за революцию, а на деле норовят ей ножку подставить. Это я об анархистах, которыми верховодит Черепанов, и о «левых» эсерах, у которых председателем Перфильев. На митингах и собраниях они глотки понадорвали, нападая на Советскую власть.
В анархисты записались двое из нашей гимназии: Волчкович и будто бы Сизиков. Гошка Волчкович никого этим не удивил. Он и сам крикун, хвастун. За высокомерие у нас в классе его никто терпеть не мог. Но как попал к анархистам скромный, работящий Миша Сизиков? Он из бедняков, учился на казенный счет. И вот поверил в черное знамя анархистов, во «власть безвластия».
У «левых» эсеров тоже есть «наши» — из гимназии. Один бывший гимназист, а теперь студент, Лубнин оказался даже в главарях. Тут тоже нет ничего странного. Лубнин — сын богатого чиновника. Отец любит разглагольствовать об «интересах народных», и сынка хлебом не корми, дай речь произнести. Сам — от горшка два вершка, а выйдет на трибуну, в позу станет, волосы длинные, до плеч, назад откинет и — заработала водяная мельница.
У меня просто ненависть к этим Черепановым, перфильевым, лубниным. И без того трудно укреплять власть Советов, а тут еще эти «революционеры» на каждом шагу норовят помешать.
В городе организовался Союз социалистической молодежи. Вчера в газете было напечатано объявление о первом собрании. Подписали мои дружки-одноклассники Арька Рабенау и Миша Скворцов.
На этой неделе состоялся благотворительный спектакль в пользу библиотеки укома нашей партии. Прибыль невелика, рублей пятьсот. Но и это деньги. Теперь в библиотеке появятся новые книги, а то она у нас совсем бедная.
С работой в конторе «Известий» осваиваюсь. Беда в одном — не хватает бумаги.
Газета висит на волоске: нет бумаги. Когда печатают, я стою у машины и смотрю: хватит сегодня или нет. Иногда запаздываем с выпуском, иной раз сокращаем тираж.
Целыми днями гоняю по городу — где бы перехватить бумаги. То найдешь немного в бывшей городской управе, то в подвале уездного земства, то на складе винокуренного завода. Бумага разная. Случается, половину тиража отпечатаем на оберточной, а другую половину — на гладкой белой.
На днях начал работать уездный комиссариат агитации и пропаганды. Во главе его товарищ Беляев. Он мне знаком. Когда я жил «на хлебах» у Власовой Антонины Николаевны, семья железнодорожника Беляева занимала домик напротив. Про их старшего сына шепотом говорили: «Политический!». Вот сейчас этот «политический» и работает в комиссариате.
В нашей губернии и в соседних неспокойно, контрреволюционеры поднимают восстания.
Уком с 16 мая организовал военное обучение коммунистов. Занятия каждый день во дворе кинематографа «Чудо». Мне еще не пришлось ни разу побывать на них. Бегаю в поисках бумаги. Но военное обучение буду проходить обязательно, с большим желанием.
У Гошки Волчковича нелады с анархистами. Они в своей газете и в «Известиях» объявили, что Гошка — провокатор, что он исключен из анархистской партии. В чем дело — трудно сказать.
В нашей газете из номера в номер, с продолжением печатается статья товарища Ленина «Очередные задачи Советской власти».
У меня теперь привычка: утром захожу в типографию и читаю только что отпечатанную газету.
В Перми созывается губернский съезд учащихся средних учебных заведений. Посылают по одному делегату от каждой гимназии и училища. Вопросы любопытные: реформа школы, участие в общественной жизни, организация учащихся. Но мне не до того…
Неделя прошла своим чередом. Работал в конторе, искал бумагу, каждый день занимался военным делом. Заниматься трудно, но интересно. Обучает нас бывший подпоручик Протопопов. Старается изо всех сил. Больше всего времени уходит на маршировку и на правила стрельбы. Винтовки разные: берданы, гравитерли, трехлинейки. Два раза стреляли. Лежа, с колена и стоя. Лежа и с колена у меня неплохо получается, а вот когда стоя, едва удерживаю винтовку, после выстрела чуть не падаю. Товарищи посмеиваются. Но Протопопов хвалит, уверяет, что дело пойдет.
После стрельбы снял дома рубашку, а на плече — кровоподтек.
С 13 апреля не видел отца и не имел от него никаких вестей. Позавчера утром пришел в типографию, взял с машины свежий номер и сразу в глаза бросились строчки: «В селе Зырянском на днях организовался просветительный отдел, в который вошли фельдшер Голиков и учительница Сапожникова». Папа не сидит сложа руки!
