отдельных фразах.
А те чтения для учителей продолжались три зимы подряд. Можно себе представить, как наслаждались слушатели, попадая из своих маленьких комнатушек в уютный помещичий дом. Чтение прерывалось скромным ужином и чаем с самоваром, продолжалось часов до десяти, потом просто беседовали и разъезжались. Власти узнали об этих чтениях, и о неблаговидных разговорах за вечерним столом. Читал отец книги, дозволенные цензурой, а неблаговидные разговоры, наверное, велись, критиковали правительство везде и всюду. Отцу, занимавшему столь ответственный в уездном масштабе пост, нельзя было ссориться с властями, и чтения прекратились. Уже после революции наш родственник Михаил Михайлович Осоргин (муж двоюродной сестры матери — Елизаветы Николаевны Трубецкой), который в 1905 г. в течение некоторого времени служил Тульским губернатором, признался моему отцу, что над ним был учрежден тайный полицейский надзор. А отец даже и не подозревал этого.
Он не являлся в Бучалках хозяином. Управляющим имением был немец Шефер, в конторе тщательно учитывались все доходы, а все расходы утверждались дядей, князем Александром Михайловичем. Без его разрешения не могла быть проведена никакая перестройка, никакая более или менее крупная трата денег. Между ним и моим отцом велась долголетняя деловая переписка. К моей матери постоянно приходили крестьяне жаловаться, просили помочь. А управляющий говорил: этому мужику можно дать телку, а этому нельзя — пьяница. А у пьяницы семья была многочисленной...
С каждым годом доходность Бучалковского имения росла. Доход получался от крахмального завода, от рубки леса строго по лесосекам, от молочных ферм, от коннозаводства, а больше всего от продажи хлеба. Шли эти доходы в общий Голицынский котел и на поддержание бездоходного имения Петровского, большие средства вкладывались в расширение Бучалковского хозяйства, а мои родители довольствовались для себя лично и для своей семьи самым малым.
Должность предводителя дворянства считалась общественной, никакого жалованья отец не получал, наоборот, ему приходилось тратиться из своих денег на поездки, на гостиницы, угощать обедами разных лиц. На такие расходы он получал деньги из конторы Бучалковского имения. Продукты доставлялись из Бучалковского обильного хозяйства. Но были еще расходы вроде оплаты гувернанток, прислуги, на одежду и т.д. Отец получал деньги ежемесячно из той же конторы, но маловато. Главный Бучалковский хозяин князь Александр Михайлович был скуповат. И эта зависимость от его воли очень угнетала моих родителей.
На Голицынские средства в соседнем селе Барановке была построена церковь. Там жили крестьяне — бывшие княжеские крепостные, добровольно переселившиеся туда из чересчур разросшихся Бучалок, чтобы оказаться ближе к отведенным им землям. Видимо, название села происходило от девичьей фамилии моей прабабушки Луизы Трофимовны.
Князь Александр Михайлович, руководя своими делами издали из Москвы, хотел еще больше повысить доходность Бучалок. Несколько позднее описываемых событий он направил в Бучалки инженера Камзолкина — представителя фирмы, консультирующей помещиков, как увеличить доходность их имений. По совету Камзолкина приобрели сельскохозяйственные машины заграничных фирм, расширилась молочная ферма в Исаковке, были закуплены сепараторы шведской фирмы «Альфа-Лаваль». Янтарно- желтое, окрашенное морковным соком сливочное масло в коробочках из дранки стало отправляться известной торговой фирме Чичкина, чьи молочные магазины с синей вывеской были по всей Москве. Я очень хорошо помню эти коробочки, в каждой — фунт масла, ее откроешь, и на масле выдавлена корова, а внизу надпись — «с. Бучалки Тул. губ.».
Основным предложением Камзолкина было — построить в Бучалках спиртовой завод. В самом деле, на крахмальном заводе в качестве отходов образовывалась вонючая мезга, скотина ее поедала неохотно, и она шла на свалку. А если крахмальный завод расширить, а эту мезгу переработать в спирт, получится большая прибыль.
Князю Александру Михайловичу идея показалась заманчивой. Банк дал долгосрочную порядочную ссуду. Позади кузницы, на берегу Таболы выбрали площадку, и строительство началось.
Родители мои тяжело переживали эту затею. Живя в деревне, они видели, сколько зла приносит крестьянам водка. А тут, мало того, что спиртовой завод строится, отец еще должен был надсматривать за строительством. На этом заводе Бучалковское хозяйство сильно погорело. Строился он медленно и был закончен только перед самой Германской войной, когда продажу водки запретили, а завод опечатали.
6
Родители мои устроили на слободе Поповке так называемую «больничку», то есть приют для самых маленьких детей, для подкидышей и для тех, кого считали незаконными. Когда дети подрастали, их передавали в другие приюты, содержавшиеся на средства помещиков. Куда попадали мальчики — не знаю, а девочек устраивали в тот приют, который организовали Олсуфьевы.
Тогда многие барыни, чтобы не портить фигуру, не кормили своих детей молоком, нанимали кормилиц, а моя мать сама выкормила всех нас. Более того, у нее бывало много молока, и она потихоньку ходила кормить бедных подкидышей. Об этом поразительном факте моя мать никому, даже своим дочерям не рассказывала. Я узнал это от ее сестры, а моей тетки, Екатерины Сергеевны Давыдовой.
Жил в Бучалках лавочник Егор Антонович Суханов. Торговал он всякой бакалеей, дом построил кирпичный под железной крышей, ходил в смазных сапогах гармошкой, в жилете с серебряной часовой цепочкой на толстом животе, под жилетом — красная рубашка-косоворотка, на одутловатом лице — утиный нос, толстые щеки, жидкая бородка, маленькие свиные глазки. Словом, именно такими позже изображались «кулаки». Половина жителей окрестных деревень задолжала Суханову, некоторых он так опутал, что они отрабатывали на его земле батраками. На всю Бучалковскую волость только он один был настоящим кулаком-мироедом.
Моя мать повела против Суханова борьбу. По ее инициативе в Бучалках было организовано Потребительское общество, деньги дали зажиточные крестьяне, священники, мои родители, еще кто-то. Построили домик близ так называемого Белого (каменного) моста через речушку Бучалку, и лавка «Потребиловка» начала торговать. А мать всем говорила: «Покупайте только в “Потребиловке”, а не у Суханова». Не знаю, приносила ли новая лавка какую-либо прибыль, да вряд ли, и товары у Суханова наверняка были лучше — все-таки частник. Обе лавки существовали до революции. О Суханове я еще буду рассказывать.
Моя мать всегда была энергична. Она видела нищету многих крестьянских семей, все избы были тесные, с соломенными крышами, с земляными полами, на нарах копошились малые дети, вместе с телятами и ягнятами. Многие младенцы умирали. Как помочь беднякам? В имениях фабрикантши Якунчиковой
