— Алла, это надо чем-то заесть, — сказал Ян Яныч.
— Пожалуйста, — Алла Евтихиевна отхлебнула полстакана. — Я лучше спою:
Вот он идёт, задевая хитоном Тучные ветви с черешнями. Ангел-хранитель, пред Богом проситель За души за наши, за грешные. Как время настанет, ключарь отпирает Врата золотые ключом. Ангел-хранитель по солнечным нитям Придёт к нам и встанет за правым плечом. Горе мне, горе, грехов моих море, — Божия церковь мне их не простит. Сын мною проклят, друг мною предан, Невинный младенец во чреве убит. Ангел-хранитель, пред Богом проситель Молча стоял и печально глядел, — Долго он слушал погибшую душу. И горько заплакал, и не улетел… Карл помнил, когда Алла это впервые пропела, и слёзы помнил, которые наворачивались. Знать бы, каково ей там, с этими стихами. Но знать не хотелось, а хотелось, чтобы они ушли, и сесть за стол, и охватить голову руками, и написать о них хорошо и серьёзно, отдать им долг. Но он понимал, что отдать долг не получится — то ли кишка тонка, то ли рылом не вышел, и получится просто подачка. Пусть это сделает Алёша Королёв, а он, Карл, подпишется не глядя.
— Ты чего, Карлик, скуксился? Не надо. Мы сейчас петь будем, — сказал Ян Яныч.
— А ты? Разве не почитаешь?
— Как скажешь.
Ян Яныч прокашлялся:
— Хорошо бы собаку купить. Бунин. Это эпиграф.
Зачерпнул — озёрной воды попил. Нет камина — русскую затопил. И собаку себе купил. Что же дальше. Вслед за тобою в бег? Веллингтон? Маркизские острова? В Веллингтоне так же звучат слова, Под Парижем так же растёт трава И повсюду недолог век. Десять лет в лесном костерке сожги. И — неслышны станут твои шаги. А дороги — так широки! Топи да острова. Поброди окрест, И узнаешь, один из ста, Что бывает красная береста, Что бывают гибельные места, А других не бывает мест. — А ещё? — попросил Карл. Он заволновался: помнил гибельные места на Пелусозере, в Карелии, видел воочию Ян Яныча, качающегося в челноке меж облаков…
— Это? — спросил Ян Яныч.
Месяц — прямо за кормой. Сумерки, плыву домой, Недалёкий путь. Облетевшие леса, Отлетают голоса, И не повернуть… Поутих былой задор. Что за прихоть — всякий вздор Рифмовать, молоть? Для печали нет причин, Может, лучше помолчим До кончины вплоть? Разве что, стишок в альбом… Лунный свет стоит столбом, Тянется за мной. Как просторно, Боже мой! Я теперь плыву домой По воде земной.