Птичьи права

И прянул от сентябрьской волны.

Июль был тыщу лет тому назад,
Я плыл тогда куда глаза глядят.

Кому все это можно рассказать…
Ведь ничего, по сути, не случилось:
Ну, было тихо, ну, вода лучилась,
Ну, в воздухе кружилась благодать.
А в воздухе кружилась благодать,
И воздуха не хватит рассказать.

Ну, а пока пустынна и горька
Волна сентябрьская. Прыткие креветки,
Словно колибри, прыгают на ветке
Подводного растения. Вода
Еще тепла, но с тайным блеском льда.

Выходит Коля, лодочный служитель,
Фанерной будки постоянный житель,
Поеживаясь от дневного сна.
Его физиономия ясна,
Как белый день. А вместе с тем хитра.
Он может пить до самого утра,
А может и не пить — он не понятен,
Как и загар его, из белых пятен.
Он мать родную взялся не забыть,
И на ногах начертано — «устали,»
И плечи у него из желтой стали,
Он мог бы кулаком быка убить,
Но не убил. В подзорную трубу
Он смотрит, сильно выпятив губу.
Он озирает горизонт пустой,
И шевелюрой — рыжей и густой,
Качает со значеньем. Ему
Известно что-то только одному.
Провел ладонью по дощечке лба,
И толстый палец приложил к губам…

«Вот беда: сказал тебе «пора»…»

А. М.

Вот беда: сказал тебе «пора,»
Не сказал «ни пуха ни пера.»

Если треснет строчка пополам,
Из-под ног вспорхнут перепела,
Спичка, зашипев, не даст огня, —
Не брани, пожалуйста, меня.

Я не меньше твоего хочу,
Чтобы ветер не задул свечу,
Чтобы пыль не портила лица,
Чтобы перья — в шляпе молодца!

Самый мягкий, самый белый пух
Пусть ложится на твою тропу…
Ты уж извини в своем краю
Память непутевую мою.

«Ямало-Ненецкие недра…»

Ямало-Ненецкие недра
Набиты нефтью или газом.
А как там — скудно или щедро,
Я знать не знаю. Не обязан.

Я знаю только — если птицы
Обходят город стороною,—
Не должен человек селиться,
То место гиблое, дурное.

Так нет: жилища, вышки, баки…
Зато какие там собаки!