кресло, у меня начинают дико чесаться уши. Да чешутся так, что хочется оторвать их и выбросить. Пытаешься думать о чем-то другом, но это не так-то просто, поверьте мне. Когда чешется так сильно, все мысли сосредоточены только на одном. А почесать эти дурацкие уши я почем-то стесняюсь. Кажется, как только вынешь руки из-под скользкой накидки, на меня начнут орать. Честное слово, я не могу, у меня просто какой-то комплекс рождается, пока я сижу там, в этом дурацком кресле! Да еще я ненавижу, когда на меня кричат — я тут же теряюсь, расстраиваюсь и ничего не могу с собой поделать, такой вот я.
Можно я не буду о грустном? Да и уши чесаться начинают, от одной только мысли о подобном инквизиторском участке, именуемом парикмахерской.
Но сейчас-то мне стричься не надо! Значит, можно и зайти, все равно делать нечего. Тоску это заведение в этот раз на меня не нагонит, зато посочувствую тем несчастным, которых решили обкорнать сейчас. Я толкнул дверь. Все обернулись на скрип, не могли, что ли смазать это несчастье?
— Чего-то шалит дверь. Странное дело, — сказала девушка. Она стригла пожилого мужика с таким похоронным лицом, что я, взглянув на него, испугался. Если, не дай Бог, такая рожа вам ночью приснится, последствия могут быть самыми плачевными… то есть мокрыми.
То, что дядька ненавидит весь мир и каждое живое существо по отдельности, было ясно без слов. Честное слово, на месте этой бесстрашной девушки я бы отказался его стричь.
Еще две парикмахерши, обе постарше, стригли двух ребят — одна, чертыхаясь каждую минуту, маленького мальчишку. Ему было лет пять, и ему было, кажется, дико скучно, он ни секунды не мог усидеть на месте, все крутился, вертелся и ерзал. Со стулом у него, похоже, как и у меня, была взаимная антипатия. Мальчишка подпрыгивал на нем и, казалось, в любую секунду готов был с него соскочить. Да, ну и коллективчик.
Другая женщина стригла девочку постарше, как две капли воды похожую на пацана. Я понял, что она его сестра.
А, ерунда, ничего интересного. Я рассмотрел плакаты, висящие тут и там на стенах, что-то в духе 'Ведь я этого достойна?' и других реклам. Плакаты мне понравились. Я подошел поближе к парикмахерам, посмотреть, как они работают. Прочитал все названия на ярких баночках с гелями, шампунями и прочей гадостью. Посмотрел на себя в зеркало, не без опаски, а то мое отражение последнее время стало чудить, помните? Да, здорово я измазал лоб тогда, в парке. Когда алкаша тащил. Я провел рукой по лбу, пытаясь размазать грязь так, чтобы ее не стало видно. Хотя какая разница? Для кого мне стараться?
Тут мальчишка в зеркале покрутил пальцем у виска. Я нахмурился, но уже не испугался так, как раньше. Взял и покрутил тоже. Отражение ухмыльнулось и снова стало моим отражением, целиком и полностью соответствующим действительности. Меня оно даже и не удивило почти в этот раз. Я только поспешил покинуть парикмахерскую, пока извращенная фантазия моего отражения не придумала чего- нибудь новенького.
А с другой стороны, может, это — какая-то загадка, которую и надо разгадать? И тогда я, может, снова стану живым?
В яблочко, Кот. Только результат будет не совсем такой, но, в общем, суть ты уловил наконец.
Что? Опять ты? Ты, который я? Чего ты ко мне лезешь? Я уж надеялся, что я не сумасшедший, а ты опять!
Ты не сумасшедший, Март. Ты просто дохлый. Не пугай меня, ведь если ты сумасшедший, то и я, получается, тоже. Я и ты — одно и то же.
Слушай, ты, прекращай. Я — это я. Я такой один. И не надо сейчас говорить, что ты — это тоже я. Если бы это было так, ты бы был моим внутренним голосом, а ты ведешь себя так, как мое отражение в зеркале!
Теплее, Март. Очень тепло.
Слушай, ты вообще обнаглел! Я с тобой не играю в 'горячо-холодно'! Убирайся к черту!
Ну как хочешь. Сам поймешь потом.
Пойму, пойму непременно! Давай иди отсюда!
Я помотал головой. Да, похоже, она начала сдавать. Бедная моя голова.
А все-таки… Значит, мои мысли водят в голове хороводы. Сами, без моего участия. Это, конечно, плохо. С одной стороны. А с другой — на худой конец, с ними теперь можно разговаривать, так же, как и с человеком.
И зеркало. Оно тоже откалывает штучки в том же духе. Мои мысли и отражение решили свести меня с ума, не иначе. Тактика и поведение у них похожи.
Я присел на скамейку отдохнуть. Кто-то забыл газету, 'Комсомольскую правду', там же. Я дотянулся до газеты и раскрыл ее посередине. Статья была про теракты в самолетах. Я просмотрел фотографии, мрачные, дикие какие-то, с фигурами боевиков в черных масках и камуфляже… Просмотрел и торопливо перелистнул страницу. Я не хотел знать об этом. Какая мне уже теперь разница?
На следующей странице были разные прикольные истории про наших артистов. Читать их я тоже не собирался — не то настроение было.
А интересно. Сначала теракты в самолетах, а потом разные приколы, попахивающие желтизной. Все правильно — не только же про озверелых людей читать. Все рассчитано на массового читателя. А зачем его расстраивать? Все продумано — переверните страницу и наслаждайтесь жизнью с гражданином Киркоровым, у которого на очередном концерте вырубили фанеру. И забудьте про тех несчастных, чьи жизни унесли дикие фанатики в самолете. А на последней страничке наверняка есть кроссворд, после интервью с каким-нибудь пострадавшим в испытаниях новой атомной бомбы. А что? Нормально… А главное — привычно…
Я со злостью тряхнул газету, так, чтобы она открылась на развороте. Сейчас прочитаю о том, как кого-нибудь изнасиловали, ограбили, убили…
Но нет. Ничего такого не было.
Я просто обалдел. Со страницы на меня смотрело мое лицо. Худое, вытянутое, хмурое. Я уткнулся в газету и стал читать.
Короче, статья была про меня. Про то, как я погиб: чтоб другим неповадно было прыгать под колеса. Клевета, никуда я не прыгал. Я, между прочим, думал о разных уродах, вроде Герасимова. Наверное, из таких вот ненормальных и вырастают террористы. Или просто те жестокие люди (или как сказать? Недочеловеки?), которые взрывают, убивают, калечат… Чем они лучше террористов?
Так что, выходит, я думал о главных героях большинства статей и выпусков новостей, думал и сам не заметил, как выскочил на дорогу. В моей смерти прошу винить всех этих психов. И не только в моей…
Но, вообще-то, статья была хорошая. Нисколько не обидная. Там даже написали, что я добрый, хороший мальчик (и с чего взяли? А судя по фотке, этого не скажешь. Интересно, где они ее откопали? В каком личном деле?), что это большая потеря (интересно, для кого? Может, для государства?) и что-то еще такое жалостливое. А еще написали про школу. Как я и ожидал, ничего хорошего. И про шофера, там даже была его фотка с двумя детьми. Оба маленькие, светлые и веснушчатые. Я вспомнил брата и сестру в парикмахерской. Это, конечно, были не они, но какая разница? Теперь выходит, эти ребята могут на несколько лет попрощаться с отцом. А все из-за меня! Написано было, что ему грозит срок, довольно большой. Я прочитал статью еще раз и закрыл газету. Все равно я ничего не могу сделать. О, надо же — на первой странице обложки тоже моя ряха и фото школы. Я вспомнил, как удивлялся, что у школы стоят камеры, когда забегал туда недавно. Значит, вот зачем приходили те психи! Вот зачем фоткали школу!
Надо же. Так быстро узнали, на следующий день. Странно.
Как же это неправильно, с шофером! И как ему помочь теперь?
Я вздохнул и посмотрел на обложку. Интересно, в тот момент, как фотографировали, я уже стоял у дверей или еще не успел подбежать? По идее, если успел, то должны были запечатлеть и меня. Но меня, конечно, не видно. Было бы смешно — статья про дохлого Кота, как ни в чем не бывало стоящего у школьных дверей.
И тут случилось такое, после чего истории с зеркалом и отражением были наивной шалостью. У школьных дверей стала проявляться фигурка подростка, собирающегося забежать внутрь. Я вглядывался в его лицо и понимал, что это, конечно, я. Значит, все-таки я успел подойти к школе в тот момент, когда делали это фото.
Я на фотке вел себя странно. Сначала я просто проявился, потом застыл. Я-то думал, что все, на этом
