Я слегка обиделся.
— Так чего ты мне не сказал? Мог бы и предупредить, не развалился бы…
— Ты не спрашивал.
Пальма номер два. Чего у них сегодня такое случилось у всех? Я подтянул спадающие с пояса джинсы и спросил:
— Так мне сказать маме или не надо?
— Чего сказать?
— Ну, про себя?
Он поднял брови.
— А как ты скажешь?
Вот чурбан!
— Напишу на бумажке, — медленно и четко объяснил я ему. Тот усмехнулся.
— Ты думаешь, я совсем кретин, да? Ты бы еще по слогам мне сказал. Я не про то, каким образом ты это сделаешь. Я спрашиваю, как именно ты напишешь? Какими словами?
— Что значит, какими? Обыкновенными. Скажу, что я живой. Что скоро вернусь. Что не надо за меня волноваться… Ну и еще там что-нибудь.
— Ну и зачем?
— Что значит 'зачем'? Она же, наверное, расстроилась! А я ей все объясню!
Двойник покрутил пальцем у виска.
— Март! Ты хочешь, чтобы у нее по правде инфаркт был, да? Ты думай головой своей! А если ты не вернешься? Что тогда? Она же с ума сойдет, Март!
Я напрягся. Я не имею права не вернуться.
Двойник грустно посмотрел на меня. Похоже, ему меня было жалко. Но я не люблю, когда меня жалеют.
— Значит, не надо? Не надо писать?
— Не надо…
— А что надо? — прошептал я. Я разозлился. Черт возьми, ведь он все знает! Знает, что со мной будет! Знает, как помочь Пальме и Юльке! Знает, что я сейчас думаю, что я буду делать сегодня днем и завтра утром! Знает, сколько мне еще ночей придется мучаться — пытать себя неизвестностью. Знает, все знает!
— Да нет, Март, — покачал он головой. — Не знаю, правда. Я ничего не знаю о том, что будет с тобой. Правда. Я всего лишь воспоминание, я знаю только то, что было, а не то, что будет! Только. Честное слово.
— Но ты же прочитал сейчас мои мысли! — крикнул я.
Он кивнул.
— Да… Это я могу. Но я не читаю твои мысли. Я просто знаю, о чем ты подумаешь. Понимаешь? Я чувствую. Я же все-таки часть тебя, верно?
Я провел пальцем по зеркалу и прислонился к нему лбом. Я долго стоял так, с полчаса, наверное. Я думал, что двойник ушел, но он так и стоял сзади.
— А еще я знаю, что тебе снилось сегодня.
— Ну и что? — устало выговорил я. Мне было все равно.
— Ты не бойся. Это нормально…
Я вскипел.
— А кто тебе сказал, что я боюсь? Да ты ничего про меня не знаешь! Ты вообще другой человек! Никакое ты не воспоминание, а просто так! Просто так, жалкое подобие… человека.
Он грустно улыбнулся.
— Ладно, — сказал он. — Это так. Я жалкое подобие. А ты кто?
А я кто? Кто я, в самом деле?
— Я — труп, — процедил я сквозь зубы. — Я жертва ошибки. Ты сам сказал.
Я выплюнул это и, развернувшись, пошел к выходу.
До дома я собрался дойти пешком. Но потом меня стала грызть совесть — а вдруг Пальма там у себя дома изводится оттого, что я куда-то делся?
Тут же я осознал всю комичность этого предположения. Ладно, Пальма, может, и не волнуется. Но, в конце концов, я не дурак — плестись пешком до дома, который вообще непонятно в какой стороне, когда я могу добраться до дома за одну секунду.
Я задумался, пытаясь представить себе Пальмину и Юлькину квартиру. Вместо нее у меня перед глазами встала моя комната. Вернее, наша с Глебом. Та самая комната, с огромным плакатом бразильской сборной на Глебкиной стене.
А на моей стене плакатов не было. Был только портрет маленькой девочки в мальчишеской фуражке. Фотография была черно-белая. На самом деле эта фотка вовсе не такая уж старая: эта девочка с портрета — моя мама, ей тут девять лет. Так что я сейчас старше на четыре года. Почти уже на пять. Смешно думать об этом — что маме девять лет, а мне тринадцать.
За столом у компьютера сидел Глеб. Он набирал какой-то текст. Наверное, реферат. Он часто пишет рефераты, особенно по физике и биологии. Про всякие жиры и углеводы. Скучное занятие, но деваться некуда.
Мама и отчим разговаривали на кухне. Я стал слушать их и скоро понял, что отчим говорит, где и как меня похоронили. А ведь и правда, где-то должны были. А я и не видел. Не подумал. Может, оно и хорошо, что не видел. Надо же, даже в голову не пришло, что меня похоронят.
Тогда что же будет, когда я прыгну под колеса? Если меня отвезут в больницу, тогда кто же будет… там? Под землей? Двойник сказал, что все будет нормально. Но чтобы было нормально, надо, чтобы никто не вспомнил о том, что я уже окочурился один раз. А разве так бывает?
А может, время перемотается назад? Будет пятница, седьмое мая. И не будет всего того, что сейчас происходит со мной. Не будет двойника, овчарки, крыши девятиэтажки, не будет ничего.
Значит, я все это забуду? Наверное, так. Иначе не сходится. Но нельзя же перемотать время на несколько дней назад! Я же не дурак, понимаю это. А тогда, когда я пытался перевести свои часы на три дня назад, я просто отчаялся. Я, конечно, вел себя, как болван. Но тогда я верил, что это возможно. Теперь же я понимаю, что это не так. Я все хорошо понимаю. Если время перемотается из-за меня, то есть для меня… то оно перемотается и для других. Это просто нереально…
Я задумался. Несколько дней назад я даже и не думал, что все, что уже случилось со мной — возможно. Так что глупо говорить о реальности.
Фантастика! Чего только не бывает на свете, а? Одно хорошо — сейчас я уже не думал обо все произошедшем как о чем-то страшном и совсем диком. Похоже, человек действительно ко всему привыкает. Я не могу сказать, что я привык к этой неразберихе. Но, по крайней мере, она уже не пугала меня так, как раньше. Главным образом — потому, что у меня появилась надежда. А еще Юлька и Пальма, черт бы его побрал, свинью такую…
Пальма сидел перед телевизором точно так же, как сидел тогда, когда я, не выдержав его вредности, телепортировался в больницу. Похоже, даже канал не переключал. Хотя футбол уже закончился. Интересно, он вообще видел, что я отлучился?
— Кто выиграл? — подошел я сзади. Пальма подпрыгнул от неожиданности.
— Совсем обалдел — так сзади подкрадываться? Я чуть не умер от страха, Котище!
Пальма обиженно отвернулся.
— Выиграл кто? — повторил я так, будто ничего не случилось. Только с ноткой нетерпения. Пальма шмыгнул носом и пожал плечами.
— Я, что ли, следил? Мне по фигу… Кажется, 'Локомотив'…
— А чего ж ты делал? — удивился я.
— Завтракал. А чего?
— Да ничего… Мне показалось, ты телик смотришь.
— Я смотрел. Сейчас кино показывали одно, жутко прикольное. А потом еще новости слушал.